Змей подколодный - [23]

— Ольга, "Детский Мир"!

— "Русич". Тут же "Русич". Был "Детский мир", но давно, мне мама говорила…

— Есть! Есть тридцать четвёртый!

— Ты в тридцать четвёртом квартале жил, да?

— Да, а ты?

— Я в тринадцатом микрорайоне. Сходим потом, ладно?

— Обязательно.

— Господа! — воззвал сзади Никита. — А нельзя ли помедленнее?

— Ой, — сказала Ольга.

— Извини, — сказал Андрей.

— Вы здесь как дома, — сказал Никита.

— Ужасно похоже на мой родной город, — объяснил Андрей.

— А на мой непохоже! — отрубила Ольга.

Никита помолчал, улыбнулся и предложил:

— Пойдёмте?

Разбираться в его эмоциях Андрею было недосуг. "Потом поговорю, — решил он, озираясь, — обойдётся. Распустили языки!.. А куда деваться, шок такой! Я-то думал, одна гимназия здесь новая, я думал, это Волжский! Вариться мне, индюку, в супе…"

Но всё-таки это был Волжский — вот здесь, на перекрёстке проспекта Ленина и улицы Космонавтов, это был именно он — Волжский из Андреева детства.

У "Детского мира" ещё не убрали лотки школьного базара. На автобусной остановке стояла трогательная голубая лавочка, а за красной железной оградкой перемежались тополя и яблони (зелёные плодики росли на них — сморщенные и гадкие, но созреть никогда не успевали). Пятиэтажка на углу, деревья под окнами, всё тот же фиолетовый плющ на балконе третьего этажа… Тридцать четвёртый квартал, детство… "Но, пожалуй, пойду я туда один", — решил Андрей, сворачивая на остановку, к переходу через проспект.

— Мы куда? — спросила Ольга.

— Там продовольственный, — показал Андрей. — Очень хочется курить.

— Да! — с чувством сказала Ольга.

— А пива? Не против?

— Лучше вино, — сказала Ольга с воодушевлением. — Так бы кстати!

— А я не курю, — печально сообщил Никита. — Только не продадут же.

— Посмотрим, — сказал Андрей.

У магазина он оставил народ у ограды тротуара и зашёл, доставая на ходу из кармана джинсов бумажник. И через пару минут вышел — изрядно сконфуженный.

— Облом, — констатировала Ольга. — Слушай, стрельни у кого-нибудь. Я полтора месяца не курила!

"Значит, бросила", — подумал Андрей, но промолчал, конечно.

— Погоди-ка, — сказал Никита. — Дай я попробую.

— Тебе тем более не дадут, — сказала Ольга.

— А что надо взять? — спросил Никита.

— Блок "Лучафера", — сказал Андрей мечтательно. — Один, больше не пронесём. Классные сигареты, сто лет их не курил, а тут стоят, и болгарских навалом! Но "Лучафер" лучше.

— А "Винстона" нет? — спросила Ольга.

— Нет. И пару вина. Там "Эрети" стоит — вроде настоящее… Или водки, может? Ольга?

— "Эрети", — твёрдо сказала Ольга. — Терпеть не могу водку.

"Ну и ладно, — подумал Андрей. — С водки сразу развезёт — это ж я сколько не пил!" Десять дней, посчитал он и удивился — всего-то?!

Никита тем временем подошёл к отиравшемуся у магазинного крыльца мужичку. Мужичок, запущенный и похмельный, прижимал к груди авоську с пустыми бутылками и был грустен — видно, не принимали сегодня тару. Утренний завсегдатай — профессионал; у гимназистов, успевших от родной сторонки отвыкнуть, его вид немедленно вызвал брезгливую ностальгию.

— Дяденька, — сказал ему Никита. — Хотите похмелиться?

— Уйди, пацан, — сумрачно сказал дяденька.

— Да я серьёзно. Купите нам, пожалуйста, вина и сигарет, а сдача ваша.

Мужик оживился и стал Никиту разглядывать.

— Ну, давай! чего там тебе?

— Мне надо блок сигарет… "Лучафер" и две бутылки "Эрети". И спички. Вот… — Никита полез в бумажник и оглянулся на Андрея.

— Двадцатку ему дай, — сказал Андрей, сожалея, что не догадался сам, — так сколько лет без подобных проблем! Забыл!..

Мужик стал оценивающе разглядывать Андрея, и Андрей сделал каменное лицо. Мальчик он был рослый: смыться с деньгами мужику не светило.

— Давай, — буркнул мужик Никите, взял деньги и скрылся в магазине. Андрей, засунув пальцы за ремень, подошёл к крыльцу.

Похмельный вышел минут через пять — весь деловой, с пакетом, прижатым к груди совместно с авоськой, — и указал глазами за угол дома. Вручив за углом Андрею пакет, просительно сказал:

— А сигареткой не угостите, ребятки?

Ольга молча полезла в карман и протянула мужику бумажную трёшку.

— Вот спасибо, девушка! — обрадовался мужик. — Ежели чего — я утром всегда тут! — И смылся.

— Упьётся он сегодня, — задумчиво сказал Андрей. — Это ж у него бутылки на четыре теперь…

— Тебе жалко? — фыркнула Ольга. — Пошли курить.

— Куда?

— Идёмте в парк, — сказала Ольга. — Там лавочек немерено и кусты кругом. А где… то есть, ты же хотел…

— Это потом, — сказал Андрей. — Значит, в парк?

— На автобусе, ладно?

— Да тут пятнадцать минут пешком! Оглядимся заодно.

Да, идти следовало пешком — и не иначе! Что там гимназия! Что магия!.. Андрей млел, и таял, и находился однозначно в раю: Волжский, мой Волжский! Кинотеатр "Спутник" в старом обличье! Автоматы с газировкой на углу "Хлебного"! Ресторанчик при гостинице, а не "Иль Фаро", от которого Андрея с души воротило. Притулившийся к оградке лоток с пирожками… Словно и не прошло двадцати лет!

Ольга, пребывающая в некотором недоумении по поводу окружающей действительности, снова дёрнула его за рукав:

— Глянь! Это ещё что за фигня?

Андрей повернул голову и с изумлением уставился на указанную "фигню". "Фигня" красовалась между "Хлебным" и горкомом — на дороге, ведущей с площади на набережную, ко Дворцу пионеров. Собственно, дороги-то и не было — 37-й квартал и рынок разделял широкий тротуар, а посередине тротуара улыбался с высокого постамента каменный мальчик огромных размеров. В школьной форме — старой форме, годов пятидесятых, — в фуражке и с портфелем. И знакомый — где-то Андрей эту статую видел, но где?.. Улыбка у мальчика была нехорошая, обещающая такая улыбка, и вообще странный был мальчик. А вот напротив, в сквере посреди площади, стоял, как встарь, памятник Свердлову, и со Свердловым всё было в порядке, даже фотограф со стендом рядом с памятником был, кажется, тот же, что двадцать лет назад.