Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - [55]

– Само собой, – пояснила мадам Жак, усаживаясь в джип. – Существуют десятки порошков на все случаи жизни и смерти. Одни убивают медленно и незаметно, другие причиняют боль, которую невозможно скрыть.

– А что делает наш?

– Наш превращает в пыль. Но только колдовская сила сделает тебя хозяином положения.

– А другие порошки?

– С ними проще. Можно через пищу, или уколоть отравленным шипом. Иногда в ступу подмешивают стекло. Хочешь разбираться в порошках, самое то – если во сне ходишь, – мадам приложилась к бутылке. – А только что ты узнал, что такое «конвой». С тобой соприкоснулось организация.

– Откуда она знает про такие вещи? – спросила Рашель, обнимая Жака за шею.

– Она? – подавился от хохота выпивкой Жак. – Откуда? Да ведь она королева! А Обин – президент. Остальные – её кузены.

В тот вечер у Бовуара меня дожидались двое мужчин. Один оказался префектом полиции северной части города. Второго я опознал по хриплому, насквозь прокуренному голосу. Он был одним из тех типов, что навестили меня на вторые сутки моего первого визита, когда я привёз от Марселя Пьера изготовленный им фальсификат. Помню и того субъекта, который вынес приговор продукции Марселя в тот день. Теперь я узнал его имя – Эрар Симон. Он был так же прямолинеен, как и в предыдущий раз.

Оказывается, в ассортименте у моих гаитянских друзей было целых четыре вида смеси, которая превращает человека в зомби, и по сходной цене я мог приобрести все четыре. Правда, сумма получалась серьёзная. Американские коллеги разрешили мне купить только одну, и в случае положительной проверки на обезьянах – забрать остальные. Поговорив с Нью-Йорком, я сумел снизить стоимость вдвое. Симон согласился, и я вручил ему залог. Он назначил мне встречу на севере через три дня.

Наша беседа длилась немногим дольше, чем мой звонок в США, но я размышлял об этом человеке, Симоне, до глубокой ночи. Со стороны он казался неуклюжим. Вялое, заплывшее жиром существо. Но как и в случае с Буддой, лишний вес имел значение. Под слоем сала таилось нечто ужасающе умное и беспощадное. Казалось, там была душа человека, который убивал по приказу. Мне долго никто ни о чём не рассказывал, но я уже догадался, что выйдя на Симона, я попал на отпетого доку этого ремесла, создания зомби.

– Тяжёлый случай, – сказала Рашель. В этих двух словах был весь пыль и мусор Гонаива. Пропало электричество, и город во тьме принял безумный вид. В домах погасли огни, народ заполонил на улицу. Бродяги и торговцы на рынке жгли костры, рядом толпились дети. Все вывалили наружу, словно после землетрясения.

– Порт закрыли, – сообщила Рашель.

– Когда проложили шоссе?

– Ещё раньше. Поверни здесь, – скомандовала она, и мы оказались на изрытой грунтовой дороге. – Когда-то в Гонаиве мулаты гнушались совсем чёрными.

– При Дювалье стало иначе?

– Иначе стало после революции. Мулатов здесь теперь почти не осталось.

– Жить стало легче… – пробормотал я себе под нос.

– Чего, чего?

– Ничего. Слушай, а мы здесь раньше не бывали?

– А ты не помнишь?

И тут я вспомнил. Даже в такой темноте нельзя не заметить силуэт русалки, плывущей вдоль сине-зелёной стены. Та женщина – хозяйка ночного клуба в Клермезине, которой так не нравилась Ти Фамм, ведь это жена… Эрара Симона!

Я резко повернул в короткий переулок. Фары выхватили кучку бездельников у ворот заведения.

– Элен совершает паломничество, но Эрар скорей всего на месте. – Рашель обратилась было к местным, но замешкавшись, достала сигареты и вышла из джипа. Поманив несколько юнцов, она попросила прикурить.

– Его нет дома, – сообщила она, залезая обратно в джип. – Ушёл по делам.

– Куда это?

– Без понятия. Где угодно, может быть в городе.

– Обычно он околачивается на пирсе. Что будем делать?

Я распахнул дверцу, поставил ногу на бордюр, но тут же сел обратно. Вокруг машины скопилась толпа юнцов. Судя по виду, их мучила жажда. Пришлось поделиться с ними остатками рома. Бутылка пошла по кругу. Что характерно для гаитян – здесь все любят выпить, но не встретишь ни одного пьяного.

Мы немного болтали, но покончив с выпивкой, ребята ретировались к воротам, возобновив свою ночную вахту в привычных позах.

– Странно, ты заметил того что слева, который давал мне прикурить?

– Ты его узнала?

– Не сразу, но потом вспомнила. Он был в Л’Эстере у сестры Нарцисса. Определённо, это он.

– А что он делает здесь?

– Он местный. Что он делал там – вот в чём вопрос.

Было около девяти, когда к джипу прошмыгнула худая фигура, заставив вздрогнуть Рашель.

– Комендант ждёт вас у себя дома, – не представившись, доложил незнакомец.

– Комендант? – переспросил я, заводя мотор.

– Его все так зовут. Он был начальником милиции. VSN – «Добровольная Служба Национальной Безопасности», – Рашель расшифровала аббревиатуру тонтон-макутов.

– Здесь, в Гонаиве?

– Нет, по всей долине Артибонит.

– С каких пор?

– С самого начала. Сейчас он в отставке, но всё ещё при делах. Отец недаром говорил, что за нами с первых шагов следят его люди.

Эрар Симон был немногословен. Он сидел на крыльце своего скромного дома, рассеянно отгоняя рукой мух от лица. Инициатором рукопожатия выступил я, а не он. Когда незнакомцы встречаются по необходимости, но им нечего друг другу сказать, воспитанные люди просто молчат. Но в данном случае молчание говорило о том, кто здесь главный. Когда Симон наконец заговорил, в каждом слове слышался подвох.