Змей - [2]

— Тогда мы сами его разбудим! — Крестьянин с расчесанной надвое огромнющей бородой, почему и прозвали его Двухбородым, вскочил на глинобитную ограду, приставил ладони воронкой ко рту и закричал:

— Э-ге-гей, боярин, проснись! Выходи, Калота, к народу!

— А ну, смолкни, не то насквозь проткну! — пригрозил Бранко и замахнулся копьем.

— Прочь отсюда, козлы вонючие! Разойдись, покуда я вас всех не перестрелял! — крикнул Стелуд, хватаясь за колчан со стрелами.

Крестьяне носили штаны из козлиных шкур. От этих шкур, в особенности, как солнышко припечет, отдавало душком, потому стражник и обозвал крестьян вонючими козлами. Но они, понятно, обиделись и тоже не остались в долгу:

— Дубина стоеросовая!

— Шишка на ровном месте!

— Давно ли сам простым мужиком был, а теперь нос воротит!

Такого поношения Стелуд стерпеть не мог. Он выхватил меч и бросился на крестьян. Но кто-то из них изловчился, кинул ему под ноги пастуший посох, и Стелуд растянулся во весъ рост.

Тут окно боярского замка распахнулось, и оттуда высунулся Калота, желтый от злости.

— Что здесь за собачья свора, а?! — заорал он. — Забыли, что ваш повелитель спит?

Сразу стало тихо — Калоту, конечно, все боялись. Только Двухбородый набрался храбрости, выступил вперед и с поклоном сказал:

— Человек погиб, твоя милость! Пропал человек! Потому мы и осмелились твой покой нарушить.

— Погиб, говоришь? Ну и что? Может, вы хотите, чтобы я воскресил его?

— А главная беда — священное дерево срубили. Вот уж это беда, так беда! — вмешался Козел, как увидел, что Калота вот-вот захлопнет окно.

— Срубили? Священное дерево? — Боярин выпучил глаза, и сна сразу как не бывало. Лоб у него наморщился, брови нахмурились. — Сейчас спущусь! — сказал он и скрылся.

Немного погодя раздался звон серебряных шпор, а затем появился и сам боярин — толстопузый, с бычьей шеей, глаза налиты кровью.

— Кто посмел срубить священное дерево?! — заорал он еще издалека. — Отвечайте! Кто этот несчастный?

— Двое их — пареньки, твоя милость, — поспешил ответить Бранко. — Один сгинул, а другой — вот он... — Стражник оглянулся, чтобы указать на Витко, но того уж и след простыл. — Нету. Удрал, твоя милость...

— Они посмели прикоснуться к священному дереву! Отцов их на кол посажу, дома спалю, с виновников шкуру спущу! Созвать скорее старейшин, пускай скажут, какой нам теперь беды ждать.

Бранко свистнул два раза, и на сторожевой башне забили в барабан.

— А ты, Стелуд, — обратился Калота ко второму стражнику, — садись на коня и скачи к пещере! Погляди, вправду ли срублено священное дерево! Осмотри все вокруг. Стрел с собой прихвати! Скачи!

Боярин еще договорить не успел, а стражник уже вскочил на горячего коня и помчался во весь опор.

Толпа расступилась, давая дорогу боярским советникам. Старейшины низко поклонились Калоте, оперлись на тяжелые посохи — ждут, о чем его милость спросить соизволит. Штаны на них не то что на крестьянах — из выделанной кожи, с черными да зелеными галунами.

— Старейшины срублено священное дерево! — завопил боярин. — И я желаю знать, ведомо ли вам, что теперь будет?

Старейшины только молчат да переглядываются, кто в затылке почешет, кто в ладошку кашлянет. Наконец самый младший и самый жирный — по имени Гузка — стукнул посохом о землю и сказал:

— Мне было велено: берегите священное дерево, не то — быть беде! Вот что ведомо мне, Гузке.

— Беде-то, беде, да какой?

— Этого я не знаю. Помню, когда был я мальчишкой, под священным деревом совершались жертвоприношения. А для чего да почему — мы не спрашивали. Голова была забита другим: нет ли где дупла с пчелиным роем. Зальем дупло водой и лакомимся всласть медом. Вот о чем была наша забота. Не то что нынешняя мелюзга — ждет, пока ей кусок в рот положат...

— А что скажешь ты, Кутура? — спросил Калота.

— Я знаю, — ответил старец с самой длинной и самой белой бородой, — что в старину, когда речь заходила о священном дереве, наши деды сплевывали и шептали: «Чур меня, чур!» Только ведь спросить, чего они чурались, у меня тогда и в мыслях не было!

— Э-э, выходит, вы не больше моего знаете! — засмеялся Козел. — А ведь меня не величают старейшиной и не выдают мне из боярских закромов каждый месяц по три меры зерна только за то, что отрастил длинную бороду.

— А ну, тихо там, не то прикажу вырвать язык! — рявкнул Калота. — Кто еще из старейшин хочет говорить? Ты, дед Варадин?

— Какой я дед? — обиделся мелкорослый, кругленький Варадин. — Мне еще и ста годков не стукнуло. А насчет вопроса твоего, боярин, так ты меня про снадобья разные да травы спрашивай. Коли надо стрелу из раны вынуть, вывих вправить или грыжу — зови меня. А когда про священные деревья речь, тут деда Панакуди спрашивать надо. Он живого ужа вокруг шеи обернет и глазом не моргнет, а считать умеет даже за сто.

— Привести немедля! — распорядился Калота. Крестьяне побежали исполнять приказ, а боярин опять не доволен.

— Вы что еле ноги передвигаете, лодыри проклятые?! — кричит,— вам бы только на боку лежать, да песни распевать, а как до дела дойдет...

Не успел Калота договорить — послышался громкий конский топот, прискакал Стелуд.