Стены спальни Деяниры почти до самого потолка украшал лепной орнамент из пышных листьев и смеющихся масок. Одна из этих масок, как раз напротив ложа, была потайным окном колдуньи. Даже Деянира не знала об этой ее уловке и все время удивлялась, почему старуха требует, чтобы в спальне всю ночь горел светильник. Он был намертво укреплен сбоку от ложа, и колдунья из своего укрытия каждый раз наблюдала за любовными играми, получая от этого удовольствие, смешанное со злобой и ненавистью.
Вот и сейчас она, совсем как Деянира несколько часов назад, умастила свое корявое тело благовонными мазями, распустила седые космы, вплела в них драгоценности, соорудила замысловатую прическу и, накинув на себя тончайшее шелковое покрывало, расшитое цветами и птицами, стала ждать, прислушиваясь к музыке и голосам, доносившимся из зала.
А Конан, осушая кубок за кубком, и Деянира, лакомясь засахаренными фруктами, не спешили вставать из-за стола, растягивая удовольствие первой встречи. Она требовала от Конана все новых и новых историй о его похождениях, и он без утайки рассказывал ей и о грабежах, и о погонях. Он даже признался ей в том убийстве, что случилось полгода назад, ночью, у ее ворот… Это привело Деяниру в восторг. Ей всегда хотелось, чтобы соперники сражались между собой, добиваясь ее любви. И вот уже она, своевольная красавица, сидит на коленях у Конана, перебирает пряди его смоляных волос и лукаво спрашивает:
— А дальше? Что было дальше?
И дорога снова раскручивается перед мысленным взором киммерийца, чье воображение подогрето вином и близостью женщины. Рассказ, то и дело прерываемый поцелуями, требовал довольно много времени, но Деянира непременно хотела дослушать его до конца. Битва со змеями заставила ее крепче прижаться к груди варвара. А он вспоминал все новые подробности, наслаждаясь ее восхищением и испугом.
Окончив животрепещущее повествование, Конан, держа Деяниру на руках, встал. Она слабо махнула рукой в сторону задрапированной двери и жадно прильнула к его губам.
Плечом толкнув дверь, Конан со своей драгоценной ношей вошел в спальню. Обычно Рино, маленький рыжий страж Деяниры, с отчаянным лаем кидался на гостя, чем немало забавлял хозяйку, но сейчас он забился в угол и оттуда тихонько рычал, не решаясь иначе выразить свое недовольство.
Тяжелый пояс с кинжалом упал на пол, поверх его легким облачком опустилось золотистое платье.
Кханда, подглядывая за мужчиной и женщиной из своего тайника, готова была взвыть от зависти. Она исступленно шептала, скребя стену ногтями:
— Ты будешь моим! Еще три ночи, варвар, и ты будешь моим! Я никуда тебя не отпущу, ты будешь служить мне, только мне!
Она бесновалась до самого утра, пока утомленные любовники наконец не уснули. Тогда и колдунья рухнула на пол, уставившись в потолок невидящими глазами. Лишь руки ее судорожно подергивались, как лапы хищной птицы.
Солнце, пробиваясь сквозь щели в тяжелых шторах, светило Конану прямо в лицо, но киммериец безмятежно спал, раскинувшись на подушках роскошного ложа. Деянира уже довольно давно смотрела на него, не решаясь разбудить. Хоть она и знала, что вечером снова его увидит, ей не хотелось, чтобы он уходил. Деянира встала, чтобы открыть окно, и чуть не наступила на своего маленького Рино. Наклонившись к собачке, она вдруг расхохоталась. Конан сразу проснулся и сел, глядя на нее удивленными глазами. Деянира показала рукой на пол, и Конан, захлебываясь от смеха, снова повалился на подушки. Маленькая негодница, неустанно трудившаяся, по всей видимости, всю ночь, спала, свернувшись рыжим комочком, на том, что еще вчера было новенькими сандалиями. Изгрызенные ремешки, погнутые пряжки, подошвы, похожие на надкушенные лепешки,— вот и все, что осталось от хваленой обуви купца Агассия.
Конан схватил Рино за шиворот, слегка потряс и бросил на подушки. Песик зевнул, как видно не питая уже к гостю никакой вражды, и пополз к хозяйке.
Конан поднял остатки сандалий и сказал:
— Каналья купец! Как он расхваливал их вчера! Весь свет, говорил, обойдешь! А какая-то собачонка за одну ночь оставила от них жалкие ошметки! Ну, купец, погоди! Уж я сегодня так с тобой разделаюсь! Только вот в чем я дойду до лавки?
Смех душил киммерийца, но он старался говорить сердито.
Деянира хлопнула в ладоши, и на пороге тотчас появилась служанка. Выслушав тихие приказания госпожи, она поклонилась и исчезла. Вскоре перед ними стоял столик с завтраком.
Конан оделся и с удовольствием прошелся босыми ногами по сказочно мягким коврам. Деянира гладила собачку и смотрела на него нежно и загадочно.
После завтрака в комнату вошла та же служанка с новыми сандалиями в руках.
Конан обулся и подошел к Деянире:
— Ты будешь ждать меня вечером? Я приду. Смотри, если я застану тебя не одну, мне снова придется подраться!
Деянира потрепала его разлохмаченные волосы, поцеловала и ничего не ответила.
Прислужницы проводили киммерийца до ворот, и он пошел к себе на постоялый двор, ломая голову, как бы скоротать время.
За игрой в кости, шутками и перебранками день пролетел незаметно, и вечером Конан снова был на знакомой площади. Ворота и двери так же услужливо распахнулись перед ним, как и вчера, но теперь он шел, ничему не удивляясь и не хватаясь за кинжал в ожидании какого-нибудь подвоха.
