Зурр-аль-Асар уже кружился по залу со своей волшебницей, с трудом держась на ногах. Она смеялась, весьма довольная, и летала вокруг него, как пестрая бабочка. Конан ощущал в себе бурлящую силу, но притворялся ослабевшим и спотыкался на каждом шагу. Музыка становилась все быстрее и неистовее. Колдуньи, грациозно порхая вокруг Конана и карлика, как бы оплетали их невидимой паутиной, в которой им предстояло погибнуть. Киммериец, чувствуя, как в вихре танца они неминуемо приближаются к страшному зеркалу, тем не менее заранее знал, что сделает. Еще сидя за столом и сожалея, что с ним нет его доброго меча, он заметил тяжелый мраморный шар, окованный ажурными металлическими украшениями. Шар лежал почти рядом с зеркалом, поддерживая чашу, в которой трепетал язычок пламени. Поднять этот шар смогли бы, пожалуй, несколько человек, таких же сильных, как Конан, но юноше он казался сейчас детской игрушкой.
Зеркало неумолимо надвигалось на них своей темной пастью, и вот уже они видят в нем свое отражение. Девы-колдуньи мелькают в зеркале прозрачными тенями. Зато там, за их спинами, стоит огромное чудовище в сияющей короне, его губы дергаются от нетерпения, обнажая огромные клыки.
Конан понял, что последний миг настал. Он оттолкнул прильнувшую к нему колдунью, метнулся к шару, схватил его, даже не ощутив тяжести, и изо всех сил швырнул в зеркало. Оно со звоном разлетелось на куски. Ужасающий грохот и вой сотрясли весь зал, стены стали покрываться трещинами, очертания их размывались. Лишь рама зеркала стояла посередине, и все, что было вокруг, рассыпалось прямо на глазах и втягивалось туда, как в воронку. Вот мелькнули девы, растерзанные и окровавленные, и огромная голова в рубиновой короне… Вихрь уже подтаскивал к раме распростертое тело Зурр-аль-Асара, но Конан схватил карлика, взвалил на плечи и кинулся прочь, продираясь сквозь воющий туман, несущийся ему навстречу. Даже его сил, удесятеренных волшебной ягодой, едва хватило, чтобы противостоять этому смертоносному вихрю. Вконец обессилев, киммериец рухнул на землю, прикрыв карлика своим телом.
Конан очнулся, почувствовав, что карлик, ругаясь и постанывая, пытается выбраться из-под него. Собравшись с силами, варвар встал и, пошатываясь на дрожащих ногах, огляделся. Неподалеку стояли их кони, привязанные к какому-то корявому дереву. Вокруг были разбросаны фляги, одеяла, мечи и кинжалы. Ни следа дворца, ни следа развалин. Трава, мокрая от дождя, блестела на утреннем солнце.
Зурр-аль-Асар сидел на земле, обхватив голову руками, покачивался и причитал:
— Ох, что это было? Нергал сбросил на нас свой трезубец или камни падали с неба? Хотя нет, камней не видно… Вроде была гроза… Ну да, вон и трава мокрая. Но как кружится голова и болит, прямо раскалывается. Ох, кости мои, косточки, что же это было?..
Он с трудом поднялся и пьяной походкой пошел к реке. Встав на колени, он долго пил, плескал водой в лицо, отфыркивался, потом, так же пошатываясь, вернулся и сел на одеяло:
— Надо потихоньку ехать, пока не жарко. Главное теперь — не наткнуться на замок Танцующих Дев. Мне рассказывали, что они затанцовывают путников до смерти…
Конан с изумлением обнаружил, что товарищ его ничего не помнит: все, что произошло с ними ночью, исчезло из его памяти, осталось только тяжелое похмелье от колдовского вина. Еще раз с благодарностью ощупав кошелек с мисахи, Конан собрал разбросанное снаряжение, оседлал лошадей, подсадил Зурр-аль-Асара, и они поехали дальше, один — ругаясь и отплевываясь, другой — радуясь утру, солнцу, удаче.
Прохладный утренний ветер приятно щекотал шею, ласкал плечи, трепал волосы. Подставляя ему лицо, Конан с удовольствием думал о нескольких днях пути, оставшихся до Кезанкийских гор — пути, таящего, быть может, новые приключения, встречи, опасности.
Конечно, жизнь в большом городе тоже полна приключений и неожиданностей, и опасности встречаются там на каждом шагу. Но дорога… Нет, с дорогой ничто не может сравниться! Дорога — это сама жизнь, переменчивая и прекрасная. Сегодня одно, завтра другое… Такие разные страны, такие разные попутчики — то верные, то коварные. Все это наполняло жизнь смыслом, подпитывало силы, дарило ощущение дикой свободы. И где еще человеку дано так полно понять и проявить себя?
Сам того не сознавая, Конан любил эти резкие переходы от оседлости к путешествию, пусть даже вынужденному. Молодой, отважный и сильный, прошедший суровый путь детства и юности, он везде чувствовал себя как дома, ни к чему не прикипая сердцем. И жизнь вела его своими дорогами как любимого сына, помогая и подсказывая. Конан ехал, ослабив поводья и рассеянно посматривая по сторонам. Но взгляд его тем не менее подмечал каждую деталь, и никакая опасность не могла подкрасться незамеченной.
Сейчас все было спокойно. Ровная благодатная местность то манила лесной прохладой, то радовала глаз просторами сочных лугов. Зурр-аль-Асар, уже пришедший в себя, снова обрел способность разговаривать. Приподнявшись в стременах, он внимательно вглядывался вперед, словно что-то припоминая, потом обрадованно вскрикнул:
