Змеиное гнездо - [3]

Отцу Хэмиш вроде бы нравился. Он говорил, что тот знает толк в лошадях, и предпочитал молодого Воспера старшему, когда выезжал из дому в экипаже.

Я любила разговоры с мамой наедине. Она грезила тем, что называла старыми временами, и вспоминала прошлое непрестанно. Глаза ее загорались от возбуждения, когда она рассказывала о столкновениях с нашими врагами к югу от границы. Она страстно переживала за великого Вильяма Уолллеса, выступившего против могущественного Эдуарда, который нанес такой урон нашей стране, что заслужил в истории прозвище Молота шотландцев.

– Великого Уоллеса пленили. – В глазах мамы горел гнев, она с горечью продолжала: – Враги казнили и четвертовали его в Смитфилде… как рядового изменника.

Дальше на очереди стояли красавец Принц Чарли и трагедия Каллодена, потом триумф Баннокберна и, конечно, злополучная судьба вечно романтической Марии, королевы Шотландии.

Наши беседы переносили меня в чарующий мир прошлого, и теперь непереносимой была мысль, что они прекратились навек.

Я очень любила наш сумрачный город, суровый и в то же время прекрасный, когда солнце озаряло здания из серого камня. Жизнь моя была хорошо устроена и благополучна. Домашние дела делались как бы сами собой, хотя, возможно, мы ничего не знали о них, ибо они целиком лежали на плечах верной четы Керквеллов. Стол, всегда накрытый к положенному времени. Молитвы, когда был дома отец, и мы все, кроме мамы и Восперов, внимавшие им. Отсутствие Восперов, конечно, объяснялось тем, что они жили вне дома. Я не сомневалась, что в комнатах на конюшенном дворе молитвы никогда не звучали.

До четырнадцати лет я ела с мисс Милн, потом заняла место за столом с родителями. Взрослея, я все ближе сходилась со своей гувернанткой. Я многое узнала от нее о той жалкой и унизительной жизни, которую были вынуждены вести такие женщины, как Лилиас Милн. Я радовалась, что Лилиас жила в нашем доме. Она – тоже.

– Твоя мама – леди в подлинном смысле слова, – говорила Лилиас. – Она ни разу не дала мне понять, что я здесь вроде как в услужении. Когда я приехала к вам, она расспросила меня о семье, и я сразу увидела, что она все понимает и сочувствует мне. Твоя мама внимательна к людям и умеет встать на их место. И никогда не обижает других. Так поступают только настоящие леди.

– Я так счастлива, что ты со мной, Лилиас, – Когда мы были вдвоем, я называла ее Лилиас; в присутствии других она была мисс Милн. Я сомневалась, что миссис Керквелл, да и отец тоже, возражали бы против подобной фамильярности. Маму это не волновало.

Лилиас рассказывала о своей семье, проживавшей в Англии, в графстве Девон.

– Я одна из шести детей, – говорила она, – и все у нас девочки. Жаль, что в нашей семье нет мальчиков, хотя они дорогое удовольствие, ведь мальчикам нужно дать образование. Правда, мы и без мальчиков не вылезаем из бедности. Живем в чересчур большом доме. В нем всегда мерзнешь и гуляют сквозняки. Как я люблю ваши жаркие камины! Конечно, они и должны располагаться здесь, наверху, где гораздо холоднее, но мне и внизу тепло. Это так приятно.

– Расскажи о доме викария.

– Большой… насквозь продуваемый… вплотную к церкви. Церковь древняя, таких там много, и всегда что-нибудь не так. Жуки-точильщики, древесные черви, крыша течет. Всякое бывает. Хотя сама церковь прекрасна. Она стоит в центре Лейкмира, так называется одно из местных селений, – старинная церковь, домики поселян и барский дом. У вас здесь таких нет. Ты сразу увидишь разницу, едва пересечешь границу. Мне нравятся английские селенья.

– Зато в доме викария холодно. Ты должна признать – у нас топят лучше.

– Конечно, признаю и радуюсь. А затем спрашиваю себя – долго ли еще радоваться? Скоро тебе уже не нужна будет гувернантка, Девина. Наверное, тебя пошлют учиться в школу, а мне придется искать новое место.

– Не так уж скоро. А вдруг я выйду замуж, и ты станешь гувернанткой у моих детей.

– Нет, разлуки не миновать, – молвила она, выдавив из себя улыбку.

Лилиас была старше меня на десять лет, а появилась она у нас, когда мне исполнилось восемь. Я стала ее первой воспитанницей.

Она много рассказывала мне о своей жизни.

– Шестеро девочек, – говорила она, – и каждая из нас знала, что, пока не вышла замуж, должна зарабатывать на жизнь. Всех нас отец прокормить не мог. Две старших сестры, Грейс и Эмма, нашли себе мужей: Грейс вышла за священника, Эмма – за поверенного. Старшей в доме стала Я, за мною следующими по возрасту были Элис, Мери и Джейн. Мери выбрала стезю миссионерства и уехала куда-то в Африку. Элис и Джейн живут дома и помогают вести хозяйство, ведь мама моя умерла.

– А ты живешь у нас, и я рада, что так случилось, Лилиас.

Наша дружба крепла день ото дня. Как и Лилиас, я со страхом ждала, когда отец решит, что отныне я не нуждаюсь в гувернантке. Скоро ли это произойдет? Когда мне исполнится семнадцать? А до семнадцати лет оставалось не слишком много.

Однажды Лилиас чуть не вышла замуж. Она рассказывала об этом с грустью и горечью. Однако он «так и не сделал предложения».

– Я думаю, все подразумевалось само собой, – сказала я. – Как, по-твоему, он должен был… объясниться?