Змееныш - [30]

В конце концов старик привел Слота в одну из тупиковых комнат, посередине которой находилось озеро древесного сока, а вокруг ползали существа, напоминавшие больших белых слизней. Розовые грибы, растущие колонией в углу комнаты, источали странный, но влекущий аромат.

— Пока ты останешься здесь, — сказал мокши. — Мы оба будем готовиться к Переселению. Не пытайся бежать — лес не выпустит тебя. Все, что ты видишь перед собой, съедобно. Не задавай вопросов. Жди, ешь, спи и, может быть, кое-что узнаешь из своих снов.

Напоследок он показал пленнику отхожее место в отгороженной нише, а затем скрылся за живой зеленой завесой. Люгер был голоден и валился с ног от усталости. Грибы выглядели гораздо привлекательнее слизней, и он решил начать с них. Сорвал один из розовых грибов и стал жевать его. Ощущения при этом были такие, словно во рту лопались упругие пузыри. Вкус же гриба оказался необычным, но не отвратительным. Возможно, Слот совершил ошибку, и ему следовало все же предпочесть слизней — об этом уже никто никогда не узнает…

Он не запомнил, сколько грибов съел, прежде чем почувствовал себя сытым и погрузился в странный сон. Но было ли в самом деле сном это новое состояние? Во всяком случае, пребывание Люгера в плену у Ведьм оказалось слишком долгим для сна и слишком кратким для жизни.

Глава двенадцатая Пленник народа Мокши

…Его череп увеличивался в размерах, стремительно вбирая в себя все новые и новые пространства, пока не достиг границ вселенной. Внутри него воцарился хаос. Сначала раздавалось тихое потрескивание — это лопались грибы, выбрасывая облачка спор. Повсюду вспыхивали и гасли фиолетовые искры, как будто сквозь голову проносился метеорный поток. Из каждой споры рождалась звезда, вокруг которой вращались мертвые шарики, сверкавшие отраженным светом. Люгер мог бы взять их в руки, если бы помнил, ГДЕ оставил свои руки. Вскоре он уже постоянно слышал звенящую, назойливую и совершенно нечеловеческую музыку.

Теперь у него было чудовищное тело, оказавшееся внутри его же гигантской головы. Он повернул глазные яблоки — огромные, как две луны, и такие же тяжелые, — и «увидел» свою кожу, струившуюся радужной волной, словно змеиный узор. Кое-где из нее уже росли деревья, стряхивавшие со своих ветвей тысячи золотистых листьев-кораблей. И дыхание становилось ветром…

На всех парусах корабли неслись к черному зеву — единственному месту в этом мире, которого Люгер боялся. Он почувствовал, что там затаился его главный и смертельный враг — некто без образа, неназванный и неописуемый. Он увидел мельком только тень врага, упавшую на темнеющий небесный свод, которым сделался его собственный череп. Тень, пошатываясь, бродила за пределами досягаемости, и оттуда — казалось, из межзвездных далей, — доносился омерзительный звук, напоминавший треск ломающихся костей. Звук резко диссонировал с музыкой творения — это тень пожирала золотые корабли…

Враг оказался неразрывно связан с Люгером, как плод, только что исторгнутый из чрева матери. Слот схватил пуповину внезапно обнаружившимися руками и тут же почувствовал удушье. Чей-то язык, огромный и холодный, заскользил по спине, вызывая предательскую дрожь…

Дряхлые красные звезды, вспухшие предсмертными пузырями, ползли по своим орбитам, терзая его незакрывающиеся глаза болезненными уколами света. Стервятника охватила паника, но куда он мог убежать? Как будто начался дождь — однако вскоре он понял, что оказался среди бесконечно длинных волос. Они превращались в струи дождя и наоборот — их невозможно было различить…

Руками, пропорции и размеры которых непрерывно менялись, он раздвигал то ли струи дождя, то ли паутину волос перед собой и летел над бесконечными мокрыми пейзажами. Внутренний голос пел ему долгую песню сожалений. Звуки достигали ушей, уродливо торчавших из зенита и осквернявших своей нелепостью печальный ландшафт. Музыка давно стихла. Теперь отовсюду раздавался гул, похожий на шум ветра в каминной трубе, но монотонный и более низкий. Тень врага неотступно следовала за Люгером, вытаптывая поля волшебных грибов…

Стервятник был вынужден искать себе пристанище внутри своей же головы, сделавшейся старой вселенной, вместилищем умирающих звезд. Он нашел место, темное, как могила, и тихое, как океанские глубины. Здесь он наткнулся на шкатулку, искусно вырезанную из кости, и поспешно открыл ее.

Внутри шкатулка была выстлана зеленым бархатом и пуста. Чем ниже Люгер склонялся над ней, тем более подозрительно выглядел этот бархат — он казался влажным, шевелящимся и как будто… живым.

Слот отвернулся и протянул свои безмерно удлинившиеся руки к черному зеву собственной глотки, а затем пальцами нащупал лицо, обращенное в холод и пустоту иного мира. Оно было покрыто инеем и потому скользким; и все же он ухватился одной рукой за нижнюю челюсть, ощутив, как в ладонь вонзился скалистый хребет зубов, а второй — за волосы, свисавшие вовнутрь, и, страдая от мучительной боли, слыша лишь треск черепных костей, стал выворачивать голову наизнанку, возвращаясь к жалкой малости человеческого существования…

Когда ему показалось, что голова сделалась прежней, он поднес шкатулку к глазам и попытался рассмотреть ее бархатное дно сквозь пелену слез. Тут шкатулка начала стремительно увеличиваться в размерах, и вскоре Слот уже заглядывал в нее, как в колодец.