Злые сумерки невозможного мира - [4]

— На Викулова, — сказал Артём, усаживаясь на заднее сиденье.

3

— Ну, привет, — Эдуард Трофимович сухо и крепко хлопнул ладонью об ладонь бывшего сослуживца. — Проходи, доставай магарыч, угощай табаком заморским.

Артём скинул кроссовки и, с удовольствием ощущая прохладу половых досок горячими со вчерашнего ступнями, прошествовал в любовно отделанную кухню. Всякий, кто хотя бы раз испытал острую сладость охотничьей тропы, знает: допинг и «экстази» рядом с нею — ничто. Сердце то замирает в предвкушении фантастики фарта, то мощно и ровно гонит кровь по каждой мельчайшей жилочку. Запахи щекочут раздутые ноздри, ухо отлавливает гармонию разноречивых тонов, глаз пронзает стоверстные горизонты.

Дело было стопроцентно пропащее. Артём знал это лучше, чем кто-либо другой, но полная безнадега предприятия, не сулящая ценного приза, дразнила и бесила его, точно мулета. Закуси удила, пръ на красный, и будь что будет! Когда за штурвалом ас, опасайся желанного зеленого света!

Жена Эдуарда Трофимовича — симпатичная и живая хохлушка средних лет — приветливо кивнула Артёму и вышла в гостиную за конфетами. Не впервой, ритуал известен. Артём, между тем, выставлял на столик настоящий «Мартель». Капитан с преувеличенным тщанием надзирал за тем, как янтарная жидкость, благоухая, наполняла высокий конический фужер, с некоторых пор получивший громкое прозвище «консульского», потому что «консультантский» выговаривать было несравненно сложнее.

Они сели на табуреты, обшитые кусками пурпурной ковровой дорожки, осторожно позвенели бокалом о рюмку и пригубили.

— Я тебя ждал, — признался капитан. — Этот безутешный супружник действительно тянет разве что на свидетеля, но других подозреваемых у нас нет. Слезь я с него, он же меня и съест. Дело нечисто, в самом что ни на есть метафизическом смысле, да разве кому объяснишь? Жалко пацана, но себя всегда жальче.

Артём был согласен с Эдуардом Трофимовичем, его били не менее хлестко, но у него нет семьи, не так страшно. Паскудное стремление к компромиссу, благодаренье Богу, еще обходило его стороной.

— Если не ошибаюсь, вы как-то рассказывали про уникума, который проводил следствие по делу, напоминающему сегодняшний артефакт, — сказал Артём.

— Давай без выпендрёжа, — предложил капитан. — Это ты у нас скакун чистых кровей, а я просто рабочая лошадка следственного отдела.

— Я бы сказал жестче — ломовой битюг. Вы умеете протаранить любую паутину, будь она хоть из причальных канатов.

— Но не сплетение прокурорских коридоров, — уточнил капитан. — Тут нужна ловкая рука с длинными чуткими пальцами. Штокман, едва врубившись, насчет тебя стал грузило закидывать, так что, сам понимаешь…

Артём понимал. И даже очень. Эдуард с небрежностью великого мастера откинулся на него, предоставив сомнительное право выкручиваться за двоих. И совесть чиста при любом исходе, и делать ничего не надо, и «консульские», хочешь-не хочешь, а предоставь. Но, с другой стороны, что б он делал сегодня, не будь Эдуарда? Маялся от безделья, в тридцатый раз пересчитывая стремительно тающие хрусты?

— Спасибо, что вспомнил, — сказал Артём, криво усмехаясь и пряча глаза. — Не забуду. А сейчас дайте мне этого вашего знакомца с аналогией.

Капитан вдруг резко нагнулся, что-то высматривая под ногами, но, едва Артём подался вперед, вскинулся и сцепил взгляд своих сузившихся зрачков с уклончивым взглядом приятеля.

— Это делается так, Тёма, — объяснил, удовлетворенно прищелкнув пальцами. — Мальчишка ты еще. Талантливый, ушлый, но зеленый пока. Ты думаешь, я не вижу, что у тебя в черепушке шевелится? «Не забуду!» Надо же, какая глубина, какой подтекст… Хемингуэй! Времени у меня нет с твоим миллиардером возиться. Зато у тебя, как у шибко принципиального, его хоть отбавляй. Вот и побегай, разомни суставчики, — он больно ткнул Артёма пальцем прямо в солнечное сплетение, — может, поменьше умничать станешь. Запиши адрес.

4

Иван Петрович, фамилия которого существенной роли в повествовании не играет, проживал в одном из дореволюционных купеческих особняков красного кирпича, с маленькими арочными оконцами. В темном и тесном дворе машина развернулась впритирку, водила оглянулся на маячивших бритоголовых туземцев и на всякий случай потянулся за монтировкой.

— Если начнут разбойничать, — беспечно сказал Артём, выходя из машины, — сигналь. Я им без ломика все кости переломаю.

В прихожей его встретил сухощавый старик с заметной и в его немалые годы военной выправкой и аккуратной щеточкой седых усов. Поредевшие пегие пряди волос старательно уложены в «политический зачес». Ногти на высохших, потемневших руках тщательно обработаны пилкой. Если бы не последнее, Артём немедленно причислил бы его к категории служак-педантов. Ухоженные руки же определенно означали, что перед ним представитель старинного, ныне забытого, да и в прошлом не больно-то многочисленного сословия потомственных интеллигентов.

— Что вам угодно, молодой человек? — спросил он, безбоязненно впустив незнакомца в квартиру.

— Я от Эдуарда Трофимыча, — сказал Артём. — Нужна консультация.

— Прошу, — старик посторонился, пропуская гостя в небольшую, заметно вытянутую комнату, заставленную старинной мебелью.