Злые белые пижамы - [95]

Я видел, как Оямада устроил Крэйгу взбучку и был близок к тому, чтобы свернуть ему шею. Я думал, что сломанная шея — это слишком жестоко, но принцип был верен. В 1960-х Канчо сломал локоть замещающему учителю, потому что тот был слишком жесток с его студентами. Крэйг был настоящим нацистом. Если вы были мягки с ним, он интерпретировал это как слабость. Он упоминал мне, что когда Маленький Ник ослабел, он бросил его еще сильнее. Он сказал, что считает такое поведение «естественным».

Возможно, иностранцы боялись Крэйга. Когда тот покалечил Маленького Ника, плохо выполнив бросок через бедро, симпатии не было ни к одному из них. Я помнил свою травму от рук Армянина.

С Маленьким Ником, не способным тренироваться, Крэйг разместился рядом, пассивный. Полицейские, очевидно, терпеть не могли его резкие методы. Так сделал и Уилл. После очередной серии дзю вадза случился почти срыв дисциплины в строю. Они ругались и называли каждого другим именем и остановились только тогда, когда мы убедили их, напугав, что преподаватель может услышать.

Срыв дисциплины был худшим преступлением, которое мы могли только совершить, после которого нам покажут на дверь. Время от времени это додзё становилась похожим на подобие семинарии, которой руководили набожные монахи.

Но Крэйг не менялся. В конце концов большинство из нас только надеялись, что он станет лучше в айкидо, так как травмы всегда случались в тех техниках, которые он сделать не мог, но очень усердно пытался заставить работать.

В то время как Крэйг калечил людей, я боролся с нехваткой веры в дзю вадза, десятью или двадцатью бросками с непрерывным нападением и защитой. После серии из двадцати бросков у нас всегда сбивалось дыхание. Однажды Андо устроил нам серию из шестидесяти бросков в роли нападающего, затем, поменявшись, шестьдесят бросков в роли защищающегося. Те, кто справился с этим, были истощены. Несколько сдались.

На другом уроке Мастард распорядился атаковать меня сверху спереди, и я должен был бросить Бешеного Пса десять раз. Но вместо того чтобы смениться, он оставил меня и дал указание Крэйгу занять место Бешеного Пса. Я подумал, что оказался в обычной жестокой обработке, практикуемой Крэйгом. Но нет, я должен был бросить его десять раз. Затем следующие сэншусеи и следущие, и Йоджи, и Пол, и Толстяк. Я действительно пробовал выполнить это на Поле, и он наслаждался этим. Есть одно движение, когда вы ныряете под ноги нападающего, и он должен кувыркаться через вас. Если сделать это невовремя, то может быть опасно, поскольку ноги атакующего могут застрять, и тогда он сломает себе колени из-за инерции своего тела. Некоторые учителя осуждают это действие в целом. Я сделал два раза подряд на Поле и, конечно, он не имел никаких проблем, но к тому времени я так устал, что не боялся никаких последствий за такие действия.

Я выполнил сто тридцать бросков, последние шестьдесят в странно сконцентрированном, но отрешенном состоянии ума. У меня не осталось никаких сил, и все же, приводя тело в правильную позицию, я был все еще в состоянии бросать людей. Когда я закончил, все аплодировали. Вилл сказал: «Я прямо увидел, как ты стал там лучше».

Это было как другое толкование правдивых слов Тессю: «Ум не имеет никаких пределов. Используйте такой ум.»

Также это было тем видом обучения действием, который делал Мастарда экстраординарным. Но к этому моменту я настолько сильно в это погрузился, что это никак не могло повредить. Чтобы выжить, я поддался групповому обожествлению человека. Даже Рэм сказал потом: «Мастард — хороший парень, очень хороший парень. Мы все, что у него есть. Он действительно беспокоится о нас.»

Кабинет стоматолога был пуст, когда я прибыл с моим неопределенным назначением — в среду или четверг днем. Регистраторша указала мне на веселые цветные шлепанцы, которые следовало надеть, и я ждал с некоторой нервозностью прихода дантиста. В кабинете был тот же зубной запах (страха и жидкости для полоскания рта), что я помнил с детства. Я разглядывал стулья и прикрученные угловые держатели бормашин. Современные ли они? Я не мог сказать. Это ведь Япония — они точно должны быть самой последней высокотехнологичной модели? Светильник был пылен и, видимо, родом из семидесятых. Уже слишком поздно отступить?

Стоматолог, примерный и выглядящий утомленным мужчина, подозвал меня с одного из этих стульев. Любезная регистраторша одела белый халат и стала его ассистентом. Возможно, они были женаты. Его голос был низок и убедителен, но со мной он много не разговаривал. Не говоря ни слова, он достал огромный металлический шприц и сделал инъекцию мне в десну. Затем он принялся за работу.

Я хотел бы поведать о том, что моё дисциплинарное обучение в атмосфере, заполненной болью, сделало меня жестким. Я хотел бы поведать о том, что я стал как Джон Коффей, который стоя под водопадами мог смеяться над мучительными страданиями и называть своё тело «куском дерьма». Я хотел бы сказать так, но я не мог, поскольку правда была в том, что то переживание зубной боли было чрезвычайно болезненным и неприятным, хуже даже, чем когда росли мои зубы мудрости, и много хуже, чем прямое падение на шишечки, или удар точно по носу, или дробящий удар по ребрам от Маленького Ника.