Злые белые пижамы - [17]

Уильям Хауэлл, мой американский друг, также склонился к прохождению курса. Перед приездом в Японию он был матросом на траулере и охотником на оленей в своем родном штате Вашингтон. Уилл был манерен и выглядел отлично, но он также уважал книжное обучение. Он всегда просил Криса порекомендовать ему хороший текст, и иногда он читал их. Женщины любили Уилла, но он отшивал их машинально и непринужденно. Он был взволнован мистичностью курса. «Это наш Вьетнам», говорил он обычно. В другие времена он был более прозаичным: «Это сможет каждый, это все равно что юридическая школа». Выживет ли Уилл? Я думал да, он вложил всю свою гордость в то, чтобы завершить курс.

Друг Уилла Адам также записался на айкидо и на курс. Толстый, но спортивный, тяжелый, но гибкий, Адам выглядел как парень, которого всегда били те, кому не нравилось его лицо и скороговорки в стиле Робина Вильямса. По прошествии некоторого времени в его компании я начал понимать, почему так было. Он чередовал немощную пассивность со склонностью измываться, когда была возможность выйти сухим из воды. Он женился на японской девушке когда ему было восемнадцать и она забеременела. Теперь ему было двадцать два и его жена отправилась с их дочуркой в Америку. Адам рассматривал курс как некоторую терапию: если бы он смог закончить его, это доказало бы, что он не был полным неудачником. Я был убежден, что Адам бросит через неделю. Он был никуда не годным, несмотря на то, что был профессиональным скейтбордером, у него была старая травма колена, которая все еще давала о себе знать.

Толстый Фрэнк хотел пройти курс, но его ситуация с визой не позволяла ему сделать этого. Он похудел, его руки до плеч и его бычья шея без труда стали достаточно крепкими. Я пробовал убедить его сжульничать, чтобы поступить на курс, но мы знали, что Пол, усердный английский полицейский, разнюхает все. Крис поддерживал, но был афористичен: «У меня есть весомая оговорка относительно способа обучения Гражданской Полиции. Но ты не будешь сожалеть, если закончишь этот курс.» Он был также честен по отношению к себе: «Я не уверен, что сам лично мог бы закончить его. Я слишком подвержен несчастным случаям. И по тому, что я мог наблюдать, основная часть курса — это умение справляться с травмами.»

Было сложно сравнивать себя с теми иностранцами, которые сейчас проходили курс сэншусей. Я не знал, как они выглядели до начала курса. Сейчас, в середине, они все казались очень сильными и физически развитыми. Только Ник, англичанин, которого, как я видел, запугивал Мастард, был настолько неловким, что все еще делал странные ошибки в базовых движениях.

Студенты сэншусей избегали говорить с обычными учениками и сидели, мрачные и неулыбчивые, в раздевалке между занятиями. Я видел их только после занятий. Они все выглядели молодо с тонкими жилистыми телами. У одного из них была челка как у попугая какаду, что казалось весьма скандальным для гражданского копа, но, возможно, конечно, большую часть времени она была бы скрыта под шлемом.

Я знал, что если бы я начал курс, то уже не смог бы бросить. Слишком большой был бы удар по моей гордости. И если быть достаточно искренним, то я не сильно отличался от Адама, используя невероятно трудные тренировки, как способ доказать, я так рассчитывал, что я действительно существую.

Я задумался об остальной моей жизни. Что мне было терять? В конце концов это было всего лишь на год. Если сравнение возможно, то эквивалент начальной подготовки в школе Тессю занимал три года. С течением месяцев я развил в себе ощущение неизбежности. Я говорил об этом так много, медитировал над вероятными травмами, промывал себе мозги идеей, что курс был единственным способом моего реального прогресса в боевых искусствах. Большое решение постепенно растворилось в месяцах агонии подсознательного процесса самоубеждения в собственных способностях. Когда я заплатил деньги и отдал все формы, включая одну, где взял на себя всю ответственность за возможные повреждения и летальный исход, это вовсе не казалось таким уж большим делом.

Когда бы меня ни видел Мастард, он начинал посмеиваться надо мной и приговаривать: «Ты — мой! Ты — мой!», что, очевидно, должно было послужить мне предупреждением.

За три месяца до начала курса сэншусей была устроена «интернациональная вечеринка». Все иностранцы, которые занимались айкидо в додзё, и японский состав участвовали в ней.

Я разговаривал с Ником, который решил бросить курс за два месяца до окончания. У него было печальное лицо и он нервно тушил сигареты о кусок дыни. Под стрессом у Ника развилась астма. Во время занятия в режиме «хаджиме» (постоянная тренировка без отдыха) с японским учителем, который обладал репутацией безжалостного, у Ника началась гипервентиляция. Учитель заметил, что Ник перестал тренироваться, подошел и начал орать на него. А потом ударил его по лицу.

Ник сказал мне: «Я действительно испугался. Я говорю о том, что это Япония. Я совершенно не знал, что он собирался сделать. Он мог сделать что угодно…»

После того, как учитель ударил его, он заставил Ника сделать несколько серий вездесущих «кроличьих прыжков» (усаги тоби — стандартное наказание в Японии, упражнения, которые типично по-японски выглядят мило и глупо, но на самом деле требуют больший усилий). Сейчас усаги тоби запрещены в японских высших школах в качестве наказаний из-за летальных исходов. Вероятно, они также не являются и лучшим лекарством от гипервентиляции. Это привело Ника в крайне напряженное состояние. Беременность его девушки стала последней каплей, он оставил курс и уехал из Японии.