Злой умысел - [9]

– Я не помню, – произнесла она безжизненно. Она говорила, словно автомат, все еще отрывисто дыша, к тому же после лекарства ее трясло.

– Ты не помнишь, где была в тот момент, когда стреляла?

– Я не знаю. – Она смотрела на него невидящими глазами. – В дверях… – солгала Грейс. Она знала, что должна делать. Она поклялась матери защищать его.

– Ты стреляла в него, стоя в дверях? – Это было немыслимо. Они зашли в тупик. – А не думаешь, что в него стрелял кто-то другой? – Уж не к тому ли она клонит? Грабитель? Но это было еще менее вероятно, чем байка о выстреле из дверей.

– Нет. В него стреляла я. Стоя в дверях.

У офицера не было ни малейшего сомнения в том, что Джон Адамс был застрелен с очень близкого расстояния – в какой-нибудь паре дюймов1, причем стрелявший находился прямо перед ним, и скорее всего это была именно его дочь. Но где они в тот момент находились?

– Ты была с ним в постели? – спросил он напрямик. Она не отвечала. Она смотрела прямо перед собой, смотрела сквозь него. Потом у нее вырвался слабый вздох.

– Была ты с ним в постели? – снова спросил офицер. Прежде чем ответить, она замешкалась.

– Не уверена. Не думаю.

– Ну, как тут у вас дела? – Старший офицер заглянул в комнату. Было уже три часа ночи, и все необходимые формальности на месте преступления были выполнены.

Офицер, допрашивающий Грейс, беспомощно пожал плечами. Дела шли из рук вон плохо. Она отвечала бессвязно, ее била крупная дрожь, она была потрясена настолько, что временами он даже сомневался, понимает ли она, что на самом деле произошло.

– Ты поедешь с нами, Грейс. Мы подержим тебя в участке несколько дней. Нам нужно будет еще не раз вернуться к тому, что случилось.

Она лишь кивнула, ничего не отвечая, – так и продолжала сидеть, покрытая кровавыми пятнами, кутаясь в одеяло.

– Может, ты хочешь сполоснуться и одеться?

Но Грейс не пошевелилась.

– Мы увозим тебя, Грейс. Для допроса, – вновь принялся объяснять офицер, все более убеждаясь в том, что девочка безумна. Джон никогда не говорил об этом, но ведь это дело явно не из разряда тех, которые обсуждают с клиентами.

– Мы подержим тебя в участке в Течение семидесяти двух часов, а тем временем проведем расследование.

Было ли это преднамеренно? Хотела ли она застрелить его? Или это просто несчастный случай? В чем тут дело? К тому же ему упорно казалось, что девочка находится под действием наркотиков, и он хотел это проверить.

Она не спросила, арестовывают ли ее. Она ни о чем не спросила. Да и одеваться, похоже, не собиралась. Она, казалось, ничего не соображала, что все более убеждало офицера в ее безумии. В конце концов пришлось позвать на помощь женщину-полицейского – именно она и одела Грейс, словно малое дитя, попутно отметив наличие ссадин и синяков на худеньком теле. Она велела девочке смыть кровь – Грейс была удивительно покорна. Она делала все, что ей велели, но ничего не говорила.

– Вы что, поссорились с отцом? – спросила женщина-полицейский, глядя, как Грейс натягивает джинсы и маечку. Она все еще дрожала, словно нагишом стояла где-нибудь в Арктике. Но Грейс ни слова не проронила.

– Ты разозлилась на него?

Ни слова. Мертвая тишина. Она не была враждебной. Она была никакой. Девочка словно пребывала в трансе. Когда ее вели через гостиную, она даже ни разу не спросила об отце. Она остановилась лишь на миг, чтобы кинуть взгляд на фотографию матери. Обычная фотография, в серебряной рамке – на ней Грейс стояла рядом с Эллен. Девочке было тогда годика два или три, и обе безмятежно улыбались. Грейс долго смотрела на снимок, вспоминая, как выглядела мать, какой красивой она была – и как многого хотела от Грейс. Слишком многого. Грейс хотела сказать матери, как сожалеет. Но не смогла. Она обманула мамины ожидания. Она не позаботилась о папе. Она не могла больше. И вот теперь его нет. Она даже не помнит, куда он делся. Но его нет. И ей не придется больше о нем заботиться.

– Она невменяема, – произнесла женщина-офицер, даже не заботясь о том, слышит ли ее девочка. Грейс не отрываясь смотрела на фотографию матери. Она хотела накрепко ее запомнить. У нее было ощущение, что больше она не увидит этой карточки, – хотя и не знала почему. Она знала только, что ее уводят.

– Ты собираешься позвонить в лечебницу? – спросил офицер.

– Да… возможно, – ответил старший полицейский. Он все более убеждался в том, что девочка слабоумна. А впрочем… Может, она умело это изображает. Возможно, тут скрыто много больше, чем видно на первый взгляд. Трудно сказать. Один Бог знает, что на самом деле пришлось ей пережить.

Когда Грейс вышла из дома, на лужайке толпились полицейские. Возле дома стояло семь машин, причем большинство принадлежало зевакам, желающим во что бы то ни стало знать, что здесь приключилось. Повсюду метались огоньки фонариков, мелькали люди в униформе… Молодой полицейский по имени О'Бирн помог ей забраться на заднее сиденье машины. Женщина-полицейский села рядом с ней. Нет, она не ощущала к девочке жалости. Она множество таких повидала на своем веку – наркоманок или искусных лицедеек, делавших вид, будто они не в себе, чтобы их не обвинили в совершенном преступлении. Она видела пятнадцатилетнюю девку, порешившую всю свою семью, а впоследствии утверждавшую, будто она слышала по телевизору голоса, приказывавшие ей это сделать. Насколько она могла судить с первого взгляда, Грейс – просто смышленая сучка, изображающая слабоумную. И все же что-то подсказывало ей, что это может оказаться правдой. Ну может, она не сумасшедшая, но с мозгами у нее что-то явно не слава Богу. К тому же девочка все еще с трудом дышала. Нет, положительно, этот случай – странный случай. А с другой стороны, она стреляла и почти что убила… или убила отца – для большинства этого достаточно, чтобы спятить. Впрочем, не их дело разбираться, здорова она или нет. Эксперты-психиатры выведут ее на чистую воду.