Зловещее наследство - [59]

— Но, Габриэлла, — возразил он растерянно. — Как ты могла только подумать такое? Я хочу тебя в жены, и мне больно от того, что ты думаешь обо мне так плохо! Нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз? — закончил он, бросив раздраженный взгляд на остальных, которые спокойно продолжали стоять рядом.

Голос Лив был мягкий, но тон жесткий.

— Я не думаю, что Габриэлла желает остаться наедине с Вами, господин граф. Ей не нужны ваши новые попытки соблазнить ее, ваши льстивые слова и знаки внимания. За время после того ужасного унижения, когда вы столь невероятным и трусливым способом предали ее, Габриэлла многое поняла.

Симон раздраженно возразил:

— Повторяю, что никогда не думал унизить ее!

В разговор вмешался Маттиас.

— Вы слишком долго собирались сообщить ей, что это было только недоразумение. Впрочем, Габриэлла уже интересуется другим человеком.

Симон посмотрел на Габриэллу.

— Это правда, — серьезно сказала она. — Мое чувство к тебе было лишь восхищением ребенка. Сейчас я знаю, что значит полюбить.

— Габриэлла! Подумай, что ты со мной делаешь! Выбрасываешь меня в кромешную тьму!

— Об этом ты мог бы подумать раньше. Теперь же я рада, что все получилось так, как получилось. Искренне благодарю тебя за твой позорный поступок! А сейчас можешь идти. Кучер довезет тебя до Кристиании.

Мгновение он молчал. Затем предпринял последнюю отчаянную попытку:

— Ты гонишь прочь рождественского гостя? Это приносит несчастье, ты знаешь.

— И это ты придумал? Нет, я не гоню тебя. Ты можешь пойти к кухонной двери и протянуть руку. Служанка положит в нее хлеба. Прощай, Симон. Дорогу ты найдешь сам.

Она вышла из комнаты и, не оборачиваясь, стала подниматься по лестнице. Но Симон, который наконец увидел возможность остаться с нею глазу на глаз, быстро побежал за ней и схватил ее за руку. В его глазах отразился истерический страх.

— Габриэлла, неужели ты не понимаешь? — прошептал он хриплым голосом. — Мне остается только пустить себе пулю в лоб!

Габриэлла сочувственно взглянула на него и оттолкнула его руку так, как отбрасывают ненужную вещь.

— Ты хочешь вину возложить на меня? — спросила она печально. — Нажать на мою совесть, чтобы я снова благоволила к тебе? Как же низко ты пал?

И она двинулась дальше по лестнице.

Спустя некоторое время Габриэлла услышала уходивший все дальше и дальше по дороге звук колокольчика.

Вошли Лив и Калеб, стали у двери и молча смотрели на Габриэллу, которая, сжав руки, сидела на кровати.

Лив сказала:

— Мы слышали последние слова Симона. Хорошо, что ты не поддалась на такую дешевую уловку.

— А если он застрелится?

— Самоубийцы о таких вещах заранее не кричат. Это была лишь пустая угроза. Тебе известно, что только ты можешь сейчас восстановить его честь.

— Меня не должна мучить совесть, правда?

Бабушка вздохнула.

— Поняла, как он перевернул все? А ты сидишь страдаешь от какого-то чувства вины. После того, как он полностью втоптал тебя в грязь. Радуйся, благодари Бога, что избавилась от такого человека! Или ты все еще питаешь к нему нежные чувства?

— Упаси Боже!

Она выпрямилась.

— Наоборот! Сейчас я поняла, как прекрасно, что освободилась от него.

— Калеб разговаривал со мной, Габриэлла, — тихо произнесла Лив. — Он хотел бы просить твоей руки, если это возможно.

— Почему невозможно? — робко спросила она, забыв о стыде.

Бабушка села рядом с ней.

— Потому что ты Паладин, девочка моя. Даже Симон для тебя был шагом вниз. Твой отец не сможет одобрить брака между тобой и человеком, вообще не имеющим дворянского звания. Ему самому пришлось идти к королю и просить разрешения жениться на твоей матери, Сесилии, хотя она была баронессой. Калеб не просит твоей руки. Он хочет только, чтобы ты знала о его любви к тебе.

Габриэлла посмотрела на него и увидела наполненные любовью глаза. Она вскочила и бросилась в его объятия, спрятала лицо у него на груди.

— Он также любим, — промолвила она и смущенно улыбнулась.

Руки Калеба ласково сжимали девушку в осторожных объятиях, и в это время взгляд ее встретился с умными глазами бабушки, которая произнесла:

— Готовы ли вы бороться за свою любовь? Достаточно ли она крепка, чтобы вы захотели этого?

— Моя — да, — горячо воскликнула Габриэлла. — А Калеб? Может, его намерения несерьезны? Не он ли… не он ли…

Голос ее замер, и она, расстроенная, освободилась от его объятий.

— Не он ли мечтал о здоровой белокурой крестьянке, на которую я совсем не похожа?

— Но фрекен Габриэлла, не верьте этой чепухе, — произнес, смутившись, Калеб. — Это были просто необдуманные слова, которые я сказал в пятнадцать лет, выйдя из шахты, где работал в абсолютной темноте и вообще не видел девушек, а только выдумывал, как они выглядят. Сейчас я знаю: любят не за внешность. Любовь зарождается в самые трудные моменты, такие, как сейчас у нас с Вами.

Габриэлла еще не совсем освободилась от своих навязчивых мыслей.

— Но я такая невезучая, — сказала она.

— Фрекен Габриэлла, никакая Вы ни невезучая! Я люблю Вас такой, какая Вы есть, неужели Вы этого не видите? Я научился любить Вас. Этого недостаточно?

— Достаточно, достаточно, — вспыхнула она. — Бабушка, что вы имели в виду под словами бороться?