Злое небо - [52]

Я сидела, сжавшись на больничной кровати в жалкий комочек, дожидаясь, когда же он одним ударом закончит то, что начал. Но он не оправдал моих надежд. Еще раз, занеся надо мной руку для удара, он замер, будто в нерешительности, а, затем, словно боясь не совладать с собой, выбежал из палаты, громко хлопнув дверью.

— Шания Перил, двадцать четыре года, рост метр 68 сантиметров, глаза голубые, нос прямой, шатенка, хронических заболеваний и жалоб нет, — тюремный врач, высокий тощий субъект что-то черкнул в своем планшете и торопливо вышел. В «отстойнике» как называлось место, куда свозили заключенных для распределения по многочисленным уровням тюрьмы предварительного заключения, кроме меня находилось еще девять человек, гражданские, три женщины и пятеро мужчин. Они молча подчинялись приказам охранников, которые без всякого стеснения рылись в их вещах и производили личный досмотр. Поскольку меня забрали прямо из больницы, все мои нехитрые пожитки были на виду. То есть на мне. Бесконечная дорога по тюремным коридорам запомнилась выкриками из камер, рыком охранников и гнетущим впечатлением от мрачного места.

Я лишь надеялась, что меня запрут в одиночной камере. Не знаю, смогу ли я сейчас выдержать соседство хоть с кем-нибудь.

Меня ввели в крохотное помещение с низким потолком и обшарпанными стенами, испещренными различными изящными и не очень примерами тюремной словесности. Подойдя к умывальнику и не к чему стараясь больше не прикасаться, я умыла лицо холодной водой и села на с виду чистый матрац. Первая ночь в камере… самая долгая ночь в моей жизни…

Но мой унылый покой, сопровождавшийся гнетущими мыслями, был неожиданно нарушен. Скрипнула тяжелая дверь и в камеру, осторожно ступая, проник невысокий худощавый мужчина в форме охраны. Тихие шаги едва ли были способны нарушить тишину, и я почти умилилась его нежеланием меня потревожить. Вот только, какого черта ему здесь нужно?

— Перепутали комнаты, милейший? — он вздрогнул, резко затормозив, но быстро взяв себя в руки, положил ладонь на тонкую силовую дубинку. Видимо, она предавала ему уверенность в себе.

— Зашел глянуть на свежее мясо. Говорят, ты здесь первый раз? А, ничего, чистенькая, пока, — он мерзко осклабился, являя ряд кривых желтых зубов, тем самым, видимо, желая продемонстрировать мне свое одобрение, а, главное, расположение.

— Спасибо за высокую оценку моих внешних данных. А теперь, если вас это не затруднит, предоставь меня себе самой и вернитесь к своим служебным обязанностям.

— Чего? — протянул удивленно он. Оскал быстро покинул его лицо. Обиделся?

— Покиньте мою камеру, — пояснила я. Весь наш разговор я продолжала сидеть на низкой койке, подогнув под себя ноги. Не выгодная позиция. Однако, я боялась ее менять, тем самым привлекая к себе внимание.

— Да я щас тебе морду набью, шалава! — видимо, решив больше не церемониться, охранник бросился на меня. В ту же минуту, как его рука коснулась моего плеча, дверь снова открылась. Похоже, моя камера на сегодня стала местом паломничества местного бомонда.

В камеру вошли двое в знакомой форме. Отточенный движением один из них сдернул с меня охранника и впечатал его в стену. Больше не обращая внимания на стонущего типа, второй безопасник поднял меня на ноги и толкнул впереди себя. Руки мне не сковывали, да и зачем? Куда бы я от них могла деться? Мы снова пересекали бесконечные коридоры, спускались на скоростном лифте а затем… затем начался ад…

Я находилась на одном из нижних уровней здания тюрьмы. Тяжелый спертый сырой воздух обволакивал все тело, оставляя на нем испарину. Дышать было нечем. Темные своды подземелья давили на психику. Напротив меня на металлическом стуле восседал тип, до того добрых десяток минут сверлящий меня взглядом.

— Имя. Возраст. Звание.

Долговязый тип в военной форме без всяких знаков отличий, сорвался со своего места и навис надо мной. Его первый вопрос несколько выбил меня из равновесия. Они что, сами не знают, кого привели? Или может быть ошибка?

Я ответила и, кивнув, тип продолжил:

— Мое имя Айзек Росс. Генерал службы безопасности Росс. Теперь, когда мы закончили с формальностями, приступим к допросу.

Я ожидала, что мне станут задавать вопросы об убийстве Рейна. Как же я ошибалась.

— Где диск?

— Какой?

— Не строй из себя идиотку. Тебе грозит пожизненный срок за предумышленное убийство первой степени. Если станешь с нами сотрудничать, проведешь его где-нибудь на уютной фермерской планетке, ублажая очередного легковерного дурака, запавшего на твои сиськи и зад. Если же нет… Ты будешь обвинена в государственной измене. Тебя ждет трибунал. И тогда… Вряд ли тебе удастся выжить. Итак, где диск?

Повторил он вопрос. Его худощавое аскетичное, отталкивающее лицо застыло в ожидании.

— Какой? — повторила я свое единственный возможный ответ.

И тогда началось…

До сих пор, когда при мне говорили о пытках, разговор был посвящен средневековой истории Земли. Темного периода инквизиции. Я всегда считала, нет, я надеялась, что наше общество давно его перешагнуло. Но мысли о гуманном светлом будущем были вытеснены современными методами ведения допроса. К сожалению или к счастью болтливая сыворотка, одна из последних разработок, была мне противопоказана, и если они хотели получить ответ, а не хладный труп, было понятно, почему. От признания меня сдерживала мысль, что стоит им узнать все, и я умру. Да, закончатся угрызения совести, мучение и боль. И не будет больше ничего, для меня, и, возможно, для тысяч других людей, планету которых однажды сожжет крейсер «пиратов». В тот момент, когда я орала от боли, срывая голос, в моей голове, разумеется, не было настолько правильных мыслей. Я руководствовалась лишь инстинктами: выжить, выдержать все, а дальше… не знаю. Но в одном я была точно уверена — пока диск у меня, я жива: измучена, избита, почти уничтожена, но жива.