Злая фортуна - [52]

— Игорь, смотри внимательно, постарайся запомнить, — раздражается учитель.

Игорь опять ведет отворот не в ту сторону.

— Игорек, слушай дядю. Что тебе говорят? Не торопись! — вмешивается отец.

— Коли не можешь запомнить, тогда срисовывай, — терпеливо начинает учитель все сначала.

Игорек надувает щеки от усердия, всматривается в букву и опять делает отворот не в ту сторону.

— Будь внимателен, а то сейчас сниму ремень, — сердится отец.

— Еще чего не хватало! — вступается мать.

Устав повторять одно и то же без конца, учитель видит, что толку не будет, и отступается:

— Ребенок-то слабоумный!

— Ничего, еще рано, — утешается отец. — Пойдет в школу — там всему научат!

— Это ты верно сказал: там всему научат! В школе этому не учат, там не будут возиться с буквой «г», там как начнут гнать — только успевай! Уж если в шесть лет он не понимает простых вещей, то тут уж ничем не поможешь.

Пока они говорили, Игорек удрал, уселся на полу в соседней комнате и стал катать машину, потрясая пол массивным «КрАЗом», в который он насажал оловянных солдатиков. Чтобы внушить отцу, что шесть лет — приличный возраст, учитель решил просветить его и рассказать о вундеркиндах.

— Ты слышал что-нибудь о Моцарте?

— Нет, — безразлично ответил отец.

— Тогда послушай, какие бывают дети в шесть лет.

Моцарт в шесть лет удивлял слушателей, играя на клавиатуре, накрытой платком, за что императрица Мария Антуанетта дарила ему золотые часы, а в девять запомнил с одного разу многоголосную мессу и записал ее по памяти. В Риме на страстной неделе юный музыкант посетил со своим отцом Леопольдом Моцартом Сикстинскую капеллу, где исполнялось большое многоголосное произведение Грегорио Аллегри «Мисерере». Это духовное сочинение, написанное для двух хоров, исполнялось два раза в году и являлось монополией собора св. Петра и Ватикана. Переписывать и распространять «Мисерере» не разрешалось. Моцарт, прослушавший произведение всего один раз, целиком записал его по памяти, не сделав ни единой ошибки.

— Поразительная история! — воскликнул родитель с просветленным лицом и влажными глазами.

— Слушай еще. Расскажу про Вокансона.

Его набожная мать имела духовника. Последний жил в келье, передней для которой служил зал с часами. Мать часто навещала этого духовника. Сын сопровождал ее до передней. Оставаясь там один и не зная, что делать, он плакал от скуки, в то время как его мать проливала слезы раскаяния. Внимание молодого Вокансона привлекло равномерное движение маятника, и он захотел выяснить причину этого. Чтобы удовлетворить любознательность, он приблизился к ящику, в котором находились часы, и через щели его увидел сцепление колес, а устройство механизма угадал. Придя домой, с помощью ножа и дерева он в конце концов изготовил более или менее совершенные часы. Под влиянием этого первого успеха определилось его призвание к механике, а гений его позволил предугадать в будущем возможность создания музыкального автомата.

Отец благоговейно слушает и плачет.

— И вообще вундеркиндов было много, — продолжает учитель, — тому пример Паганини, Шуберт, Бетховен, Венявский. Все они в раннем детстве совершенно самостоятельно всему научились сами, а маститые педагоги только удивлялись и говорили, что им больше нечему учиться, они и так все знают.

Раньше всяких вундеркиндов было много, только сейчас они перевелись. Эпоха, что ль, другая?

Затянувшись папироской, отец вытер слезы и высказался в сердцах:

— Вот какие были люди! А что сейчас творится? Тридцать лет я наблюдаю, как везде и всюду каждый старается как можно больше выпить и украсть!

Любовь дурака

Володя Кружков, мелкий подлец, прозванный Гнилушкой, обокрал старуху — выудил у нее икону, а на вырученные деньги подвыпил и развеселился. Он похож на старого чиновника, с усиками и прилизанной головой, а когда не моется — на дьячка. Играть бы ему в оперетте роль жениха, погнавшегося за двумя зайцами! Водку пить боится, пьет только пиво и вино. Но больше всего боится работать, как «меченый» из рассказа Лондона. Он научился лепить из глины игрушки, вульгарно раскрашивает их и возит по журнальным редакциям. Там на полках, наряду с вологодскими лаптями и ковылем в вазочках, стоят эти поделки как слоники на комоде. Умелец дразнит глупых сотрудниц, поднимая игрушку кверху, как кусок мяса, а они прыгают за ней, как шавки, исповедуя веру в дракона либо свинью. У них на стенах вместо календарей висят гороскопы, потому что гороскопы вытеснили Евангелие…

У пивной Гнилушка подцепил дурачка Женю, который перерезал однажды себе вены, сам не зная зачем. Гнилушка превратил Женю в шута и стал водить напоказ. Он способен только на низкие поступки, жизнь его загублена: слишком рано познался с Бахусом. Пока он еще молод, здоров и прожигает жизнь и порхает, как бабочка, не знающая, что ее век однодневный.

Женя был дураком замечательным. Бесхитростный малый с глупой улыбочкой, лицом цвета рыбьих кишок и добрыми бессмысленными глазами, он был одинок и не падал духом. Его хотели пристроить в карамельный цех, где были одни молодые девки, но он не пожелал работать даже среди девок и болтался между небом и землей, не зная, к кому бы пристрять, чтобы выпить на чужой счет. Этот Женя настолько доверчив, что может согласиться пойти в крестовый поход. Безвольный, он на все охотно соглашается, даже если бы его попросили продемонстрировать самосожжение на костре.