Злая фортуна - [39]

Заря зарю встречает, а Борю ничто не может взволновать, ему не нужны закаты на реке и вечерние туманы. Комнатка с телевизором и диванчиком, где они спят валетом, напоминает пайку хлеба в ленинградскую блокаду, обведенную выцветшими чернилами на пожелтевшей бумаге для потомков…

За несдержанность эмоций и прямоту суждений Борю уволили с работы, чтобы он не разлагал коллектив. С тех пор он полюбил волю и надеется, что лягушка будет жить вечно.

Ему жарко, круглый год Боря ходит голый, в сатиновых шароварах, как главарь японской банды. С огромным животом и могучими плечами он напоминает сказочного людоеда. Боря не только замечателен ростом, но и умом. Он так прекрасно говорит, что Цицерон зарезал бы его из-за угла. К нему идут как к гробу господню, чтобы послушать его. Прокурив комнату, он сидит в дыму и не умолкает, кричит и вытягивает шею. Всех писателей Боря сжег бы и развеял по ветру, зато оставил бы одну маленькую книжонку про пиратов, засаленную, как карты, которую он никому не дает в руки и держит под подушкой, называя такую литературу маринистикой.

Лягушка насыпает на дно ванны мешок рябины и заливает самогонкой, чтобы рябина впитала яды. Бутыли в человеческий рост стоят у нее круглый год в платяном шкафу. Боря бросает рюмку в открытую пасть с налету, кривит рот и обильно закусывает.

В летнюю жару вечером, когда садится солнце, они выходят с лягушкой погулять, садятся на бревно и, отгоняя комаров полотенцем, ведут разговор об инвалидности, которую Боря мечтает получить. Им нужно было бы говорить не об инвалидности, а о матери, которая доживает век, брошенная сыном: Боря даже не знает, где она живет.

Чтобы оправдать свою лень и не быть в нахлебниках, он придумал себе диабет. Но когда врачи заставили его снять брюки и увидели геркулесовы ноги — они отправили домой нахала.

Сидит он целый день в кресле и мечтает спилить дерево, которое заслоняет ему свет под окном. Ему тысячу раз объясняли, что свет заслонить невозможно, что свет проникает даже сквозь закрытую диафрагму объектива, а уж дерево никак не может быть помехой. Дерево стоит далеко от дома и сбоку от его окна, поэтому клеветать на дерево было бы злодейством.

Боря родился в рубашке. Ему счастье само идет в руку. Однажды ночью разыгралась буря, и дерево: сломало пополам. Боря торжествовал. Невидимые миру слезы окупились. Теперь нужно было спилить умерщвленное дерево под корень — и дело с концом.

Боря надел куртку и трико, как будто собрался за грибами, и пошел в сарай за пилой. На подмогу он взял кривого Пашку. Пашка все подбивал его спилить дерево ночью, но вот трудность разрешилась сама собой. Пашка ликовал, приписывая себе за слугу разыгравшейся стихии, и, чувствуя себя посланником Борея, изо всех сил старался угодить Боре, но только мешался, как муха на дуге.

Боря отбросил пилу в сторону и, поплевав на ладони, взялся за топор и стал наносить удары под корень дерева. Удары были небывалой мощности. На Борю было приятно смотреть, он был похож на разгневанного Циклопа. Глаза его пылали, сросшиеся брови угрожали, ерш на голове ощетинился. В такой момент к нему лучше не подходи, он опаснее разъяренного зверя.

Потребовалось всего несколько ударов, чтобы ствол заскрипел. Боря навалился на него всей тушей, как мамонт при совокуплении, и дерево упало. Возбужденный, с горящим румянцем на щеках, он один взвалил дерево на плечо и отнес его к оврагу. Выпятив слюнявую красную губу и изрыгая отборные ругательства, он долго не мог отдышаться.

Оставалось справить тризну по дереву, замести щепки и сровнять корневище с землей. Боря присел на лавку отдохнуть после трудов праведных. Закурил. Долго не мог успокоиться. Огромная жирная голова на короткой шее ощетинилась, как загривок у котенка.

Это был могучий красавец клен, щедро даривший осенью золотой ковер из шуршащих листьев, засыпавший весь двор, аромат от которого стоял до заморозков. Летом в тени его прохлады собирались у самовара. Лягушка выносила мармелад, сушки, печенья собственного изготовления, и пили чай. А вечером играли в карты, просиживая всю ночь до рассвета. Голос Бори раздавался на весь двор, как грохот Ниагарского водопада.

Когда дело было закончено и стало уже темнеть, появилась лягушка на пороге, чтобы загнать Борю домой, а то русалки, живущие в ее понятии на деревьях, могут похитить брюхатого Нарцисса.

Посидели, помолчали.

— Теперь, я думаю, дерево не будет загораживать тебе свет под окном? — спросил Пашка.

Боря запрокинул голову и стал истошно хохотать от счастья Он был доволен, чувствовал себя героем дня и готов был срубить еще одно дерево, недоброжелательно поглядывая на них и выбирая жертву.

Стемнело, зажглись фонари на столбах, освещая зияющую пустоту на том месте, где стоял клен. Он чернел в луже воды, как стащенная в овраг дохлая лошадь.

— Ну вот видишь, как все просто разрешилось? Сколько ты мечтал спилить дерево — благодари бурю! — подтрунивал Пашка, не чувствуя меры.

Боря молча встал, отсалютовал Пашке рукой и пошел спать.

Иногда молитвы, незначительные по содержанию, все же доходят до бога…

Мера презрения

Весь день и всю ночь летят самолеты над морем — подвозят сонмы ненужных людей в Адлер и Сочи. Кажется, не хватит никакого Адлера, чтобы вместить столько балласта с детьми, превышающими количество взрослых.