«Франт! — с саркастической усмешкой подумал Степан. — И куда же это мы намылились при полном при параде? Вроде бы отпуск у меня намечался через три месяца… Или что-то изменилось? Не помнишь? Неужели у меня начались провалы в памяти? Плохо дело?» — «Пить надо меньше!» — мысленно услышал он срывающийся до визга голос жены.
Ну ясно, начал строить предположения Степан, опять он поцапался с Клавкой. Ему надоели ее писки-визги, вопли-сопли, вечные стычки, сопровождавшиеся необоснованными притязаниями, и он, во исполнение своей давней угрозы, собрал манатки и уехал, куда глаза глядят.
И правильно сделал. Молодец. Извечная дилемма художника — либо свобода творчества, либо узы брака — должна решаться только в пользу первого. Ибо нельзя и рыбку съесть и пиво выпить. В принципе, конечно, можно выпить пиво и закусить рыбкой, многие так и делают, но это потому что они не были женаты на его Клавке. Сократова Ксантипа — просто душка по сравнению с ней, с этой Мегерой Горгоновной.
— Хорошо, — сказал себе Степан, — как рабочая гипотеза такое предположение сойдет. Где же в таком случае мои вещи? И хоть убей, но я не помню, как ехал в поезде или на каком-нибудь другом междугороднем транспорте. Молодец-то ты молодец, но дурак. Тоже мне — Александр Македонский, кто ж так рубит узлы?
Степан даже крякнул от огорчения, полного бессилия и неспособности восстановить в уме последовательность событий, ту логически непротиворечивую цепочку действий, в результате которых он оказался один в совершенно неведомом городе. Он жаждал полной ясности не то чтобы из особой приверженности к логике, а так, для порядка. (Какой же русский не любит порядка.)
Степан еще раз обшарил многочисленные внешние и внутренние карманы брюк и пиджака и вновь ничего не обнаружил — ни документов, ни денег. А ведь и то и другое у него непременно наличествовали бы, отправься он в другой город. А деньжата бы сейчас не помешали. Голова гудит с похмелюги, и во рту все пересохло. А не грабанули ли его в дороге? — пришла трезвая мысль.
Он привычно поскреб затылок и присел от боли. Голова была разбита, явственно прощупывался полузатянувшийся рубец, но крови уже не было. Кто же его так саданул? Может, из-за этого у него и произошло выпадение памяти? Но сначала, конечно, опоили чем-нибудь. Недаром от него так и воняет какой-то химией.
Итак, что мы имеем? Мы имеем ретроградную амнезию, при полном отсутствии средств к существованию. Есть от чего прийти в отчаяние: за тридевять земель от дома, без денег и документов. Ситуация пиковая. Но не тупиковая. Мир не без добрых людей. Как-нибудь он выкрутится и…
Тут на него с разбега налетела какая-то гражданка с упругими формами, каковые формы, собственно, и смягчили толчок.
— Какого черта ты тут торчишь посреди дороги! — вскричала гражданка, поднимая с тротуара свою оброненную сумочку и поправляя свой великолепный бюст. Нахально выпирающие соски под легкой тканью короткого белого платья так и притянули внимание Степана. — Ишь, с утра уже налил зенки! То-то они у тебя красные, как у кролика.
Женщина была красива, молода, однако в той стадии молодости, как говорил Конфуций, когда уже «не колеблются», но сохранившая еще одухотворенное изящество юности. Волосы её, рыжевато-каштановые, даже на вид были мягкими, что говорило о легком (но не легкомысленном) характере.
— Пардон, мадам, — галантно ответил Степан и, пропуская женщину, машинально приложил ладонь к её пухленькой ягодице. — Ох!.. еще раз пардон.
— Смотрите-ка, какой вежливый мен, — неожиданно сменив гнев на милость, улыбнулась дамочка обворожительной белозубой улыбкой. — Откуда ты такой нарисовался?
Значит, она вновь вернулась к первоначальному настроению «фри», об этом бы догадался и лопух. Степан с еще большей остротой ощутил горечь своей финансовой несостоятельности и готов был провалиться сквозь землю от стыда и досады, но такую женщину упускать не хотел. Потому что, при удаче, женщина — кроме всего прочего — это ходячий справочник, в услугах которого он остро нуждался; женщина — это крыша над головой (куда сунешься без паспорта?), это, наконец, кровать, чьи мягкие объятия ему понадобятся, когда придет ночь и усталый организм настойчиво потребует принять горизонтальное положение. Возвращаясь ко «всему прочему», — не будем ханжами — от жарких объятий дамочки он тоже не отказался бы.
— Мадам, — продолжил Степан в том же светском, галантном ключе, — Вы не подскажите уставшему пилигриму, где тут у вас поблизости находится приличная забегаловка?.. то есть я хотел сказать…э-э-э… кафешка… Ну, знаете, где можно посидеть в прохладце, промочить горло… побеседовать с приятным человеком…
Последнюю фразу Степан произнес со значительным ударением и даже сделал сближающий шаг навстречу женщине, вторгаясь в её личное пространство и окидывая её интимным взглядом, границы которого, как известно, охватывают в верхней своей части — глаза, а в нижней — грудь.
Женщина инстинктивно отступила на шаг, сохраняя дистанцию, и приняла сексуально-агрессивную позу манекенщицы: одна рука кулаком уткнулась в бок, другая свободно опущена вдоль бедра. Глядя прямо в степановы красные похмельные глазки, она спросила:
