Зинин - [83]

Николай Николаевич умер в полдень 6 февраля 1880 года. Хоронили его 9 февраля на Смоленском кладбище.

Был теплый туманный день. Гроб из дому вынесли Бутлеров, Бородин, Менделеев, Сеченов, Боткин и Склифософский — живой венок выдающихся деятелей века. Гроб ни разу не ставили на великолепный катафалк. От дома до Андреевского собора, где совершалось отпевание умершего, и от собора до кладбища гроб несли на руках профессора Военно-медицинской академии и университета, академики и студенты.

Сергей Петрович, шлепая большими кожаными калошами по мокрому снегу, говорил негромко Николаю Васильевичу Склифософскому:

— Вы поступили в нашу академию, застав уже самый конец пребывания в ней Николая Николаевича, а знаете ли вы, голубчик, что ведь это он увел медицину из заколдованного круга грубого и слепого эмпиризма, поставил ее в разряд естественных наук. Не мы, Боткин и Сеченов, Пирогов и Юнге, произвели истинный переворот в медицине, внося в ее преподавание животворный естественноисторичеокий метод, — это он, — указывая на гроб впереди, заключил Боткин, — он наметил и разрешил те пути, которыми должно идти развитие медицины… Это его заслуга перед медициной как наукой, не только нашей…

Сергей Петрович замолк не договорив и, вынув платок, чтобы вытереть выступившие слезы, смущенно стал протирать стекла совсем не нужных ему сейчас очков.

В торжественной церемонии погребения Зинина было больше интимной печали, чем величия, которого добивались распорядители из Академии наук. Все было печально: туман над Петербургом, безветренный, непрояснявшийся с утра день, трагический напев «Вечной памяти», тихие голоса любопытных, присоединявшихся к процессии, и шорох многих ног в мгновения вдруг возникавшего молчания.

У открытого гроба над могилой говорили негромко. Бутлеров прочитал несколько телеграмм от академий и университетов, прежде всего Казанского, а затем произнес короткую речь от имени учеников.

— Полный горячей любви к знанию и труду, ты умел возбуждать ее во всех, кому выпала счастливая доля быть участником твоих научных стремлений, — говорил он. — И всегда люди эти научались ценить в тебе не только ученого, но и человека и патриота-гражданина: как человека, характеризовали тебя всегдашняя любовь к добру и пылкое негодование при виде всякого зла! Как гражданина, тебя характеризовала искренняя и бесконечная преданность России и всему русскому. Ты умел высоко держать знамя русской науки, заставить уважать ее заслуги!

Заключая речь напоминанием о громком имени Зинина, которым гордится русская наука, Бутлеров едва мог договорить до конца. Взволнованный голос его едва слышен был даже в первых рядах, окружавших могилу.

Затем выступили профессора военно-медицинской науки: Бородин, Пелехин, Боткин. Все они неизменно обращали внимание на то, какую великую услугу оказал Зинин врачебному делу в России, да и не только в России, тем, что благодаря его настойчивости, размаху мысли, организаторскому таланту преподавание в Медико-хирургической академии было реорганизовано таким образом, что врачи получают в ней теперь полное естественнонаучное образование.

— К этому академия стремилась давно, — говорил Боткин, — но осуществить это удалось лишь тогда, когда Зинин сделался секретарем конференции академии и принял активное участие в выработке и проведении новой программы!

Но, быть может, более всего выразилось общее настроение присутствовавших в речи студента-медика.

— Товарищи русские студенты! — воскликнул он, поднимаясь на горку вынутой из могилы земли и оглядывая с этой высоты задние ряды, где сосредоточилась молодежь. — Здесь, перед свежей могилою одного из лучших, выдающихся представителей европейской мысли, обращаю к вам слово. Николай Николаевич Зинин в тиши лаборатории, в уединенном кабинете много поработал для возвеличения русского имени. Всемирная наука с гордостью внесла в свои скрижали ряд славных имен учеников покойного, учеников основанной им русской химической школы. Товарищи, памятуя вечно этот печальный день, явим себя, насколько сил наших хватит, достойными последователями умственного богатыря, дорогого покойника. Как он посвятил себя, свою жизнь отысканию истины, посвятим ей нашу жизнь, веруя, что раз мы проникнемся духом и идеалами чистой науки, для нас сделаются ясными и достижимыми и другие высшие жизненные идеалы!

Эту речь сохранил участвовавший в погребальной церемонии Глинка.

С кладбища Александр Михайлович, его сын и племянник, сотрудник одной из столичных газет, и Глинка отправились на квартиру Бутлеровых; Александру Михайловичу передали корреспонденцию, доставленную в его отсутствие. Он стал ее просматривать и вдруг сказал:

— Что это, от умирающего к умершему?!

Он показал при этом выпуск русского перевода энциклопедии по технической химии Муспратта, который издавал Киттары в Москве.

Этот перевод Киттары посылал по мере выхода отдельных выпусков в числе других лиц и Зинину. В то время Киттары был неизлечимо болен, и месяца через два после этого он скончался.

«С современной точки зрения, — говорит Глинка, — покажется странным, что он, имея степень магистра и доктора зоологии и обрабатывая свои диссертации, пользовался советами Зинина, как энциклопедиста в области естествознания. Но сам Зинин в течение нескольких лет читал в Медико-хирургической академии лекции по минералогии и геологии».