Зимовье зверей - [7]

Первый пристрел, как обычно, обманчив,

И лишь в третьем присутствует горе.

Плесни же свинца мне из чёрного дота

В походное сердце солдата.

Того, что достаточно для Геродота,

Мало, мало, мало для Герострата!

1995

Билль о правах

Ты увлекаешься Брюсом Ли,

А я ценю блюзы Ри.

Ты любишь, чтобы стены были в пыли,

А я люблю вешать на пыль календари.

Ты лезешь вон из кожи,

А я смотрю тебе в рот.

И непонятно, кто из нас идиот.

Но — боже мой! —

как мы с тобою

непохожи,

смотри!

Пурпурный, серый бархат тебе не к лицу —

На свадьбу выбери чёрный цвет.

И в этом свежем виде выйди к венцу,

Стряхнув пыльцу с изящных манжет.

Не трогай скатерть — эти пятна лишь гриль

Из полусонных толченых тел.

Нет, это не паперть, здесь так танцуют кадриль,

Здесь Билль о правах превыше всех дел.

И мы с тобой станцуем им Билль о правах,

Заткнув за пояс законодателей мод…

Краплёный пот и пианино в кустах,

Но стоит поменять места,

Зажав уста, считать до ста —

до ста… до ста… до ста…

достаточно… цейтнот.

Ты увлекаешься Брюсом Ли,

А я ценю блюзы Ри.

Ты любишь пейзажи, чтобы как у Дали,

А я люблю дали и фонари.

Ты только строишь рожи,

А я в ответ кривлю рот.

И наш союз с тобой — как тот бутерброд.

Но — боже мой! —

Как мы с тобою

непохожи,

смотри…

1991

Тюрьмы

Город устал,

Город остыл,

Город впал в забытьё.

Веки твои наливаются ветром.

Что впереди — всё твоё.

А впереди — как всегда, километры

дорог.

Город у ног

дышит…

Видишь, как я задыхаюсь без времени,

Стараясь забыть всё, что было до нас с тобою?

Слышишь, как я прощаюсь с деревьями,

Пытаясь понять, где в листве состоянье покоя?

Но ветер срывает со стенок афиш заплаты,

Ветер сбивает все точки отсчёта истин.

Нам удалось совместить наши циферблаты,

Но стрелкам никак не сойтись в самом главном месте…

В городских кораблях —

Только пустопорожние трюмы,

На далёкой земле —

Лишь подвалы, цинга и решётки…

Что смогу я отдать? —

Только тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы…

Больше нет у меня

Ничего-ничего за душою!

Так что выучи вавилонский.

Выучи вавилонский.

Лучше выучи вавилонский,

Выучи вавилонский:

Этот язык нам полезней других досужих.

Стаи борзых уже учуяли след весенний.

Я никому, никому до утра не нужен —

В этом моё и твоё навсегда спасенье.

Ночь гасит свет, горизонт выпрямляет волны,

Чайки по небу разбросаны, как листовки.

Нашей Луне суждено догореть по полной,

Но вряд ли мы оба вернемся в одни истоки.

В городских кораблях —

Невезения и авантюры.

На далекой земле —

Снегопады, цинга и решётки…

Что смогу я отдать? —

Только тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы…

Больше нет у меня ничего-ничего за душою.

1995

Средневековый город

Средневековый город спит.

Дрожит натруженный гранит.

И ночь молчание хранит

Под страхом смерти.

Средневековый город спит.

Унылый тусклый колорит

Вам что-то эхом повторит —

Ему не верьте.

В библиотеках спят тома,

От бочек пухнут закрома,

И сходят гении с ума

В ночном дозоре.

И, усреднив, равняет тьма

Мосты, канавы и дома,

И Капитолий, и тюрьма —

В одном узоре.

Спит средневековый город Краков.

Тихо. Тихо. Тихо. Тишь и тишина!

В лужах — отраженье звёздных знаков.

Полная Луна…

Ах, эти средние века,

Где одинаково горька

Судьба партера и райка,

Вора и принца,

Где весь расчёт — на дурака,

Где звёзды смотрят свысока

И ни о чём наверняка

Не сговориться.

Мощеных улиц мишура,

Крученых лестниц баккара,

И небо в сером, и сыра

Его закваска.

Средневековое вчера —

Невыносимая пора!

Здесь всё как будто бы игра —

Не жизнь, не сказка.

Спит средневековый город Вена.

Тихо. Тихо. Тихо. Тише, тишина.

Улицы его чисты, как пена.

Полная Луна…

А завтра будет новый день,

Тяжелый день, ужасный день —

И самый мудрый из людей

Узнать не вправе,

Кому какой предъявит фант

Страстей и судеб фолиант —

Упавший с неба бриллиант

В земной оправе?

И вечность дальше потечёт,

А многоточие — не в счёт,

На что ей сдался пустячок

В конце абзаца!

Не дай вам бог, не дай вам черт,

Не дай вам кто-нибудь еще

На этом месте в это время

Оказаться…

Спит средневековый город Бремен.

Тихо. Тихо. Тихо. Тише, тишина!

Тенью на камнях застыло время.

Полная Луна…

1993

Джин и Тоник

Он ревновал её к дождю

И укрывал джинсовой курткой

Её июневые кудри,

А зонтик прижимал к локтю.

День дожидался темноты,

Жизнь начиналась с середины,

И закрывали магазины

Свои разнузданные рты.

Ветра стояли на своём,

Шатая цепь священнодейства,

И пошлое Адмиралтейство

Сдавало ангелов внаём,

Но вместо звёзд их берегли

Два добрых духа — Джин и Тоник,

И мир, казалось, в них утонет,

Едва дотронувшись земли…

А мне казалось,

А мне казалось,

Что белая зависть — не грех,

Что чёрная зависть — не дым,

И мне не писалось,

Мне не писалось,

Мне в эту ночь не писалось —

Я привыкал быть великим немым.

Он ревновал её к богам

И прятал под мостом от неба,

А голуби просили хлеба

И разбивались за стакан.

И плоть несло, и дух опять

Штормил в девятибалльном танце —

От невозможности остаться

До невозможности унять.

И вечер длинных папирос

Линял муниципальным цветом,

И сфинксов он пугал ответом

На каждый каверзный вопрос.

И, видно, не забавы для —

По венам кровь против теченья.

Миг тормозов — развал — схожденье…

И снова — твердая земля.

А мне казалось,

А мне всё казалось,

Что белая зависть — не блеф,

Что черная зависть — не дым.

И мне не писалось,

Мне опять не писалось,

Не пелось и не писалось —

Я привыкал быть великим немым…