Заявка на подвиг: Сказочное повествование

Саше Арбениной – любимой, жене, другу

Жил на свете рыцарь – не то чтобы бедный, а, скорее, среднего достатка. Звался он барон Николай. Жилось ему так себе, не очень хорошо, а виной всему – нетвердый характер и рассредоточенность. Этот рыцарь ни одного подвига не мог довести до конца. Начинал очень лихо, героически, а потом как-то сдувался, отвлекался на какую-нибудь даму сердца или на оружие (и в том и в другом он хорошо разбирался и был страстный коллекционер) и пускал дело на самотек. И его благородные замыслы тихо сходили на нет.

Бывало, вызовет на поединок негодяя, бросит ему в лицо перчатку, а утром проспит и в назначенный час на дуэль не является. Ничего, думает, я его, мерзавца, еще раз вызову да время-то попозже назначу, поближе к вечеру. А потом все никак не соберется перчаток купить, чтобы вызов сделать. Пока соберется – уже другой рыцарь того негодяя давно заколол, оказывается.

А еще вопиющий случай был. Завелся близ Анахронезма (так назывался город, в котором наш рыцарь проживал) лютый змей и стал похищать окрестных принцесс и герцогинь для бесстыдного пополнения своего гарема. Вот и вздумал барон Николай того змея наказать и пленниц освободить, раструбил о своем намерении на весь свет, снарядил коня, вооружения на него понавешал, доспехи пастой «гойя» надраил до ливрейного блеска, а, едва тронувшись в путь, вспомнил, что забыл провиантом запастись. Тогда притормозил он своего коня возле ближайшей продуктовой лавки, зашел в нее, но вместо покупок начал разводить разговоры с тамошней продавщицей из мясного отдела. Как зацепился языком – так и все, пиши пропало! Змей ждет, принцессы и герцогини ждут, конь ждет, придворный оркестр – и тот ждет, репетирует туш. А рыцарь уже позабыл обо всем – до конца рабочего дня так и прошептался со своей продавщицей сердца, а потом вышел на двор – темно уже, конь куда-то упасся, спать хочется. В итоге побрел горе-рыцарь домой, думает: завтра коня найду и по новой в путь отправлюсь. А на завтра, понятное дело, запал уже пропал, настроение небоевое, ну и прочие уважительные причины... Хорошо еще конь у него ученый был, сам дорогу домой находил. Да еще хорошо, что змей нынче гуманный пошел – принцессам и герцогиням создает приемлемые условия, такие, что те нормально плен переносят, а некоторые и вовсе потом от свободы отказываются. И потом, среди рыцарей немалая ныне конкуренция – нашлось, кому змея-похитителя покарать и заслуженную славу себе заработать.

И уж совсем опозорился барон Николай с крестовым походом. И, главное, ведь сам всех знакомых рыцарей взгоношил: идемте, говорит, на неделю в крестовый поход! Те со службы отпросились, укомплектовали рюкзаки и палатки, настроили лютни, переодели дам сердца в походное. А рыцарь накануне выхода вспомнил вдруг, что в этот день футбол показывают – чемпионат феодальных округов! Ну ладно, думает, я только посмотрю самое начало, как там бретонцы с нормандцами сыграют – и нагоню своих. Сел, уставился в чудо-ящик, да так неделю и не вылезал из замка! Кстати, дама сердца, которую он с собой в тот крестовый поход пригласил, нашла себе в походе другого ухажера, а нашему олуху устроила по возвращении настоящую сцену из рыцарских времен. И поделом.

Словом, все рыцари – как рыцари, а наш – неумеха и разгильдяй; все больше дома сидит, а если выползет куда, то еще хуже получается. Домой возвращается ни с чем – щетиной заросший, лицом опухший, латы вечно помяты очередной дамой сердца или ее законным мужем, словом, не рыцарь, а какой-то вечный бой. Старушки, которые возле его замка яйцом торговали, так и прозвали его: бой-рыцарь.

Вот таким балбесом протянул барон Николай до сорока лет, подрастерял на своем ратном пути обе коллекции, врагов себе не завел, друзей распугал и на День рождения остался в полном одиночестве. Призадумался о жизни своей бестолковой. «Мне бы, – вздыхает, – хоть бы один подвиг до конца довести! Хоть бы один свой геройский замысел осуществить!» Повздыхал-повздыхал, покручинился – и почувствовал вдруг всем своим нутром, что на этом присказка его закончилась, а значит, пора бы начаться уже и сказке. С горя выпил он лишнего и пошел на улицу куролесы куролесить: искать ветряные мельницы или еще что-нибудь, с чем можно сразиться, не отходя, так сказать от кассы. То есть, пошел своей сказке навстречу.

Неизвестно доподлинно, что же там произошло ночью – было это началом сказки или еще только быль заканчивалась, – а только утром следующего дня обнаружился наш новорожденный рыцарь в кусте шиповника под стеной своего трехкомнатного замка. Меч его был выгнут скрепкой, а латы измяты, как яичная скорлупа. Судя по всему, он все-таки сразился ночью с какими-то местными разбойниками.

И так случилось, что одна молодая незамужняя женщина по имени донья Маня, которая проживала тут же неподалеку, отправилась этим утром купить полтора десятка яиц, пока не кончились деньги. Купила и смотрит – лежит в кустах рыцарь. Она и стала спрашивать:

– Чей это рыцарь? Кто рыцаря обронил?

А старушки, которые яйцом торговали, говорят:

– Да это ничейный рыцарь. Это ж бой-рыцарь, он никому не нужен – ни на размен, ни на сдачу.