Зимородок - [6]

— Я теперь поняла, — тихо сказала Зоя Загородько. — Я бы не смогла. И ты бы не смог — «глухая кукушка».

Она с вызовом посмотрела на Василя.

Марат вышел из воды и стал одеваться. Он вдруг заторопился. Никак не мог попасть в штанину и смешно танцевал на одной ноге. От мокрой спины на рубашке выступили пятна. Отбитая рука не слушалась. И военный ремень он затянул одной рукой.

— Я поеду на станцию Река, — вдруг сказал он.

Ребята пожали плечами. Что за станция Река, для чего станция Река?

6

— Да, я работала на переезде, когда он взорвал мост. Он появился к утру. Стерва я услышала слабый свист. Как будто под окном пела иволга. Я выглянула. Он стоял под окном. За спиной — мешок.

Марат сидел на краешке табуретки и не сводил глаз с худой старухи. Лицо у нее было желтоватое, цвета подсолнечного масла, редкие волосы причесаны на пробор. Платок с выцветшими цветочками сполз с головы на спину и держался на шее, как пионерский галстук.

В маленькой комнате стояли кровать, стол, бадейка с водой. В углу — покрытый вышитой скатертью телевизор. Полы чистые, некрашеные, с полосатыми домоткаными половиками. За окном — железнодорожные пути.

— Он смотрел в окно. Я не знала, кто он и что ему надо. Не хотела отпирать. Но я баба, а он мужик. А мужики все ходили с оружием. Никакие запоры не помогали. Я спросила: «Чего тебе?» Он ответил: «Отопри». Я отперла.

Зимородок стоял в дверях в смятом пиджаке, перекошенном от мешка, который оттягивал плечо — был очень тяжел.

— Здравствуй, хозяйка, — сказал он тихо и опустил мешок на пол.

Его лица почти не было видно. Сторожка освещалась только слабой полоской занимающейся зари. Лица хозяйки тоже не было видно. Она забилась в темный угол.

— Здравствуй, хозяйка, — повторил он.

— Что тебе надо? — послышалось из темного угла. — Нет у меня ничего. Все, что было, забрали. Хочешь бульбы?

— У меня бульбы целый мешок, — сказал он. — Я в дороге подвернул ногу. Нет ли у тебя тряпицы поплотней?

Хозяйка сторожки несколько осмелела. Вышла из своего темного угла. Зеленая заря осветила краешек ее лица и светлую дорожку пробора. То, что незнакомец ничего не требовал, а просил перевязать ногу, успокоило ее. Она нашла тряпицу и почти скомандовала:

— Разувайся!

Он снял полуботинок. Штатский. Со сбитым каблуком. Нога у него была чистой и не пахла прелой портянкой. Она положила под его ступню руку: ступня оказалась холодной, но на подъеме нога вспухла и горела.

— Больно?

— Ты бинтуй. Не церемонься.

Она стала осторожно накладывать виток за витком, а он морщился от боли и говорил:

— Крепче! Крепче! Мне ходить надо!

— Где это ты так ногу подвернул? — спросила она.

— Споткнулся на ровном месте, — ответил он и просвистел иволгой.

— Что ты за птица? — вздохнула хозяйка сторожки и посмотрела ему в лицо.

— Зимородок… Меня мама родила зимой в санях. С тех пор меня зовут Зимородком. Я мешок поставлю в угол?

Этот вопрос означал совершенно другое: «Я у вас останусь?»

— Ставь, — сдержанно ответила хозяйка, и ее ответ означал: «Оставайся».

Во время войны все незнакомые люди говорили недомолвками.

Вдалеке послышался гудок паровоза. Хозяйка быстро подхватила большой фонарь с красным и зеленым стеклами и вышла на улицу. Мимо сторожки с грохотом мчался эшелон. Колеса пели и отбивали на стыках чечетку. А на платформах под темными чехлами угадывались очертания танков, похожие на застывших слонов с вытянутыми хоботами. Ей казалось, что зеленый огонек притягивает эту гремящую очередь вагонов.

Когда она вернулась в сторожку, незнакомец спал, подняв воротник пиджака.

Она поставила фонарь на пол и села на стул. И так сидела долго, прислушиваясь к его ровному дыханию. Потом какое-то смутное чувство заставило ее подняться, и, стараясь не наступать на скрипучие половицы, она подошла к мешку. Вся разгадка незнакомца была в этом мешке. Она опустилась на колени, развязала узел мешка. Внутри действительно была бульба. Хозяйка осторожно запустила руку поглубже и нащупала что-то холодное и твердое, похожее на уголь. Она вынула из мешка незнакомый предмет. Это был брикет тола.

Женщина, не дыша, оглянулась на спящего. Он сидел на кровати и следил за ней.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом он сказал:

— Что теперь будем делать?

И засвистел иволгой.

— Он засвистел иволгой, и мне стало не так страшно. Но я поняла, что ввязалась в историю, за которую могут повесить. Он сказал, что ему надо забросить этот мешок на мост. Спросил, медленно ли идут поезда по мосту. Я сказала — медленно.

В это время зазвонил звонок. И хозяйка сторожки подхватила футляр с флажками, похожий на двустволку, и вышла за дверь, прервав рассказ. Марат пошел за ней.

С той стороны реки, вытянувшись в алую полоску, шел тяжелый состав. Он приближался к мосту. Мост был легким и четким, словно нарисованный черным карандашом на голубой бумаге. Но когда состав побежал по мосту, мост запел. Теперь он был похож на поющую стальную арфу.

— Красивый мост! — сказал Марат.

— Мост как мост, — отозвалась хозяйка сторожки.

На посту она как-то изменилась — вытянулась, приосанилась. Ее рука с желтым флажком застыла на весу. Но Марат заметил, что рука слегка дрожит.