«Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой» - [46]

А Феодора продолжала жаловаться на жизнь:

— Из-за этого меня сторонятся.

— Я не буду.

— Правда? — вскинулись подернутые печалью глаза. — Мне так уже говорили. Потом все равно брезгают.

— Я — не буду, — еще более веско и серьезно повторил я.

Мне такая компания — подарок судьбы. Бесцеремонных девчонок сторонится, при всех не оголяется… И никаких претензий со стороны. Если болезнь не смертельна, пусть меня как-нибудь заразит! Полная гарантия неразоблачения. Если, конечно, дядя Люсик какой-нибудь фортель не отмочит. Разговор он постелил мягко, да не станет ли жестко?

Всплыла затерявшаяся среди прочих фраза папринция: «Тома, я вас умоляю, перестаньте этих детских глупостей». Что за фокусы? Помимо «перекуров» и прочих заимствований здесь еще местечковый юморок в ходу? Допустим невероятное. Что, если…

Вулкан разыгравшейся фантазии прорвало, лава мыслей потекла. Меня накрыло. Срочно требовалась информация.

— Скажи, — нервно вскинулся я так, что Феодора даже перевела затуманенный взор из купальни на меня, — папринций — что за должность?

Она отпустила колени, оправив штанины, и откинулась, уперев руки в траву за спиной.

— Совсем не должность. Титул.

— Это… — замялся я, — выше принца или ниже? Или на уровне войника?

— Войник — уровень мастеровых, первый свободный чин, — разъяснила Феодора. — Папринций же — вдовец царыни. Власти никакой, но человек уважаемый.

— Царыня — это кто? — сморозил я очередной глупый с местной точки зрения вопрос.

Как у нас полюбопытствовать: президент — это выше или ниже полицейского? И кто из них полковник?

Вспомнился проезжавший по царской дороге кортеж царыни Мефодии и проявленное к ней уважение. Вот только уважение к чину или к самому человеку, чего-то в этой жизни добившемуся?

— Царыня — мать цариссы.

— Значит, главнее цариссы? Типа, королева-мать?

Феодора посмотрела на меня, как на идиота, которым в данный момент и являлся.

— Мать, отдавшая власть, — уточнила она. — Пока сохраняет форму и может защищать семью и равновесие — царисса.

Ага, при достижении фазы «Акелла промахнулся» власть автоматически омолаживается. Хорошая схема. Никаких шансов старым маразматикам.

— У царыни может быть несколько дочерей, — предложил я вариант. — Как закон решает, кому быть цариссой?

— Корона достается старшей дочери.

— Без исключений?

Подумав, Феодора сообщила:

— Бывает, что старшая не в себе или для равновесия больше подходит другая. Это тоже законно, но решается с привлечением других сил.

— Не военных, надеюсь?

— Властных.

Я кивнул.

— Значит, с воцарением цариссы царыня устраняется от власти, уходит разводить помидоры?

— В своей вотчине — да. Зато царыни заседают в Совете сестричества. Ничего не решая дома, они имеют власть в масштабах страны.

Что я там вякнул про маразматиков? Тысяча извинений и не бейте больно. С уходом силы становится востребованной мудрость. Что само по себе мудро. И сильно. Мне нравится. Лайк. Вот теперь бейте, чтоб больше не вякал. Разрешаю ногами.

Ноги снова затекли. Не привык я так сидеть, зад просит стула. И оборачиваться нельзя. Ничего нельзя.

Мимо прошествовали две купальщицы, основную часть гардероба неся в руках. Я посмотрел на облака. Белые на голубом, красивые и свободные, такие же, как на моей Земле. Одно, с разраставшейся рваной дырой посередине, напомнило плешку дяди Люсика. Мысли тотчас вернулись к загадочному папринцию, преподносившему сюрприз за сюрпризом. Что он за человек? Сохранит ли тайну? Если да, то почему, какова его выгода?

— Еще о папринциях. — Я заметил, что Феодора тоже ерзает. Возможно, собирается уйти. — Выходит, дядя Люсик — папа Дарьи?

Феодора замахала на меня так, словно я чумной.

— При чем здесь царисса Дарья? — взвилась она. — Царыня Аграфена скончалась несколько месяцев назад. Царисса Марфа, ее дочь, обрела другую вотчину. Папринций Люсик Аграфенин благородно оставлен в школе после смены владельца.

Цунами фактов разрушили мои фантазийные умопостроения насчет дяди Люсика как карточный домик сквозняком. А как шикарно я навыдумывал! Такого наворотил… Даже жалко выбрасывать.

— А почему тебя интересовало мое фамильное имя? — упало с уст Феодоры.

Подозрительный взгляд ощетинился сталью и принялся рассверливать мне зрачки.

— Вас принимал мой отец? — Мысль бешено раскручивалась в ее глазах. — Причал же сейчас наш. Как давно вы прибыли?

— Когда мы прибыли, ничего не понимали. Кто, зачем, почему. Доставить нас в крепость взялась царевна Милослава Варфоломеина.

— А-а, понятно.

Интересно, что ей понятно. Мне самому ничего не понятно. Видимо, сработало правило адвоката: «Уважаемый клиент, вы расскажите, как было, а запутаю я сам».

Полыхающее пламя в глазах напротив чуть приутихло. Ненадолго. Легкая задумчивость сменилась новой мыслью:

— Но почему…

Варвара издала вопль:

— Смотрите! Флаг!

Я вскочил вместе со всеми и уставился туда, куда развернулись все головы: на лес за школой. Над рощей реял флаг, закрепленный на длинной палке. Какие-то геометрические фигуры. Два кривых треугольника.

— Тревога!

Школа превратилась в муравейник. Девчонки впрыгивали в оставленные доспехи. Уже одетые по форме, в том числе я и Феодора, ринулись на стены. Застучали копыта седлаемых коней войников и цариссиных мужей. Вздымая пыль и забрасывая одевавшихся комьями земли, вооруженный отряд выметнулся в ворота. Бойники с копьями вставали по ограде плечом к плечу с ученицами.