Зимняя война, 1939-1940: И. В. Сталин и финская кампания - [29]

Система, которая у нас существует, система головных армейских инженерных складов, не соответствует требованиям инженерного обеспечения темпа наступательного боя соединения. Головной инженерный парк неподвижный, мертвый, привязанный к станциям снабжения, не может быстро подвозить и быстро дать инженерной части то, что ей нужно, в частности мостовые средства, компрессоры, копры, тяжелые лесозаготовительные средства для выполнения целого ряда трудоемких работ.

Следующий вопрос (об оснащении саперных батальонов) сводится к тому, чтобы ряд агрегатов, имеющихся в саперных батальонах, перевести с тракторных приводов на электромоторы.

Мы имеем агрегаты, как например, легкие лесорамы, которые работают на тракторном приводе, а нужно было бы инженерные части снабдить электромоторами, для того, чтобы перевести на них не только легкую лесораму, но и тяжелые лесорамы – "РПШ". Тогда мы будем иметь возможность сделать саперный батальон более подвижным. Например, передвижение "ЛСР" и "РПШ" на тракторной тяге в значительной степени замедляют работу саперного батальона. У нас получается так, что как только дивизия вошла в новый район, то немедленно предъявляются требования дать лесоматериалы, а лесорамы отстали, где-то сзади.

Следующий вопрос – о снабжении инженерных частей грузоподъемными средствами. При разрушении мостов белофинны загромождали русла обломками. Для того чтобы освободить руслов от этих обломков, требовалось наличие кранов, лебедок. Отсутствие их вызывало в большей степени замедление темпов работы. Большая часть времени уходила на то, чтобы освободить русло.

Практика строительства мостов в условиях войны с белофиннами показала необходимость иметь прокатные металлические балки, которые ускоряют постройку мостов. На Карельском перешейке мы встретили мосты на прокатных металлических балках большой мощности. Отсутствие таких прокатных балок у нас затрудняло нам работу. Кроме того, у нас нет разборных возимых мостов. Этот вопрос до сих пор не разрешен ни в научно-исследовательском институте, ни в инженерной академии. До сих пор мы не имеем типового висячего военного моста. На Карельском перешейке мы столкнулись с таким фактом, что при массовом разрушением мостов все это затрудняет операции, связанные с продвижением по разрушенной дорожной сети.

В вопросах инженерной подготовки пехоты, артиллерии и танковых частей мы имели крупные недостатки, особенно в части маскировочной подготовки. Вопрос маскировочной подготовки заключается не только в переделке маскировочного халата на комбинезон. Тут дело крупнее. У нас не организована вообще маскировочная работа в крупном масштабе. На протяжении всех военных действий на восточной и центральной части Карельского перешейка маскировочная дисциплина была низкая из-за того, что артиллерия и авиация противника была слаба. Это размагничивало, расхолаживало у войск маскировочную дисциплину и маскировочную работу, но мы также не имели и руководства маскировочной работой. Нужно в штабе инженерного отдела армии ввести маскировщика-руководителя, организатора и специалиста этих работ, чтобы такой инженер-маскировщик не только был инспектором, но и разрабатывал крупные маскировочные мероприятия.

Широких маскировочных работ у нас не было. Все склады, станции, аэродромы, наблюдательные пункты, огневые позиции плохо маскировались. Это в первую очередь происходило потому, что руководство этими работами с инженерной стороны было неудовлетворительным, организатора маскировочных работ не было.

Следующий вопрос – подготовка пехоты к борьбе с минными заграждениями. Я согласен с тем, что нужно и танкистов, и пехоту учить самостоятельной борьбе с минными заграждениями. Ничего сложного при подготовке по подрывному делу в нормальных военных училищах не может быть. В практике боевых действий мы видели, что боец и командир быстро осваивались с минными заграждениями и в конце концов сами самостоятельно вели борьбу с минными заграждениями, устраняя эти заграждения, а короткий срок обучения – прямо на фронте (три-четыре дня) – отдельных групп подрывному делу показал прекрасные результаты. Безусловно, надо ввести в программу подготовки пехоты и танкистов обучение подрывному делу, самостоятельной борьбе с минными заграждениями.

КРЮКОВ (полковник, командир 306-го стрелкового полка)

Остановлюсь на вопросе ночных атак и действий по прорыву УР, именно в ночных условиях. Ночные действия в нашей Рабоче-Крестьянской Красной Армии отмечены в наших уставах и находят отражение в проводимых военных играх. В прошлом я преподаватель КУКСа читал лекции и проводил занятия по разделам ночных действий. В войне с белофиннами пришлось сменить петлицы и превратиться в пехотинца, принять командование 306-м стрелковым полком.

ГОЛОС. Общевойскового командира?

КРЮКОВ. Виноват, общевойсковой командир. 306-й стрелковый полк, ныне Краснознаменный, получил 21 февраля задачу овладеть Муторандовским узлом, причем по сведениям, которые имелись от разведки и от разведывательного управления Северо-Западного фронта, Муторандовский узел имел два железобетонных ДОТа. Произведенной же накануне, в ночь с 20 на 21 февраля, разведкой полка было установлено, что здесь не два, а четыре ДОТа, один ДЗОТ с танковой пушкой. Когда же мы овладели Муторандовским узлом, то здесь оказалось еще одно железобетонное хранилище продуктов и людей, в котором было обнаружено около 60 коек (в два яруса) и склад огнеприпасов и продуктов. Муторандовский узел имел подъемы, которые достигали 45°, так что использовать танки в качестве блокировочных групп с так называемыми штурмовыми отрядами не представлялось возможным. В 11.00 мы должны были наступать. Однако весь этот узел "заговорил", и стало ясно, что овладеть им будет чрезвычайно трудно, так как справа были озера и болота совершенно открытые, слева – то же самое.