Зимняя война, 1939-1940 гг. - [50]

«В уравнении Тимошенко» Уильям Троттер пишет:

«Была простая, но грубая правда. Русские части можно было сменить, если потери, усталость или недостаток боеприпасов снижали их боеспособность. Финны этого делать не могли. Накапливающаяся усталость оборонявшихся должна была измотать их пс только физически, но и психологически. Их лишили сна, тепла и самой надежды. В конечном итоге, когда финнам приходилось бросать измотанные части в бой, каждый финский солдат достиг точки психологического и физического коллапса».

Как свидетельствует письмо Лассе, расчеты Тимошенко оправдались.

Финское командование, в свою очередь, оказалось явно неготовым к ярости и масштабу русской канонады, в рамках которой, по свидетельству «Нью-Йорк таймс», русские выпускали до 300 000 снарядов в сутки. Оно оказалось также не готовым к психологическому воздействию артобстрела на свои войска. Не имея опыта современной позиционной войны, не зная понятия «снарядного шока»— сегодня он называется посттравматическим синдромом, — финское командование не зафиксировало этого. Оно предполагало, что их войска выдержат все, что русские могут бросить против них. В конце концов, это же были финны. В этом отношении, как пишет Лэнгдон-Дейвис, Манпергейм совершил фундаментальную, но понятную ошибку.

«Не то чтобы финское командование сделало много ошибок в оценке трудностей, с которыми столкнулись русские в такой местности, финские части не были уничтожены в бою, хотя потери в офицерском составе стали очень и очень серьезными. Недооценили психологический эффект. Потери — это не только убитые, раненые и пленные, это также и те, кто стал потерей из-за нервного истощения».

Действительно, в ретроспективе финскому командованию было бы лучше сразу оставить лилию Маннергейма, чем подвергать свои войска тем ударам, под которыми они стояли. Это только играло на руку хладнокровной и эффективной стратегии Тимошенко: «Если бы они заранее знали гигантские масштабы артиллерийского обстрела, то им было бы лучше сразу отказаться от позиционной войны и перейти на перешейке к партизанской тактике».

Возможно. В любом случае, уже было поздно. Настало время для демонстрации стального кошмара Семена Тимошенко.

* * *

Лассе заканчивает свое горькое послание вопросом, что делают друзья Финляндии для нее:

«Мой дорогой брат, что делает для нас Швеция? Поможет ли Америка? Ответь поскорее. Я изголодался по новостям.

Твой Лассе».

* * *

Что же делали Швеция и Америка для Финляндии — задавались вопросом Лассе и другие финны.

Во-первых, обе страны устроили грандиозные благотворительные шоу на льду в пользу Суоми. После недель шумихи помощь Финляндии достигла заоблачных вершин глупости. Взять хотя бы благотворительный звездный «Ледяной карнавал» 8 февраля в Нью-Йорке на красивом катке в Центре Рокфеллера.

Если не вся страна, то хотя бы звезды американской эстрады выступали за маленькую храбрую Финляндию. Например, 6 февраля кабаре «Помоги Финляндии» в Астории собрало массу звезд, в числе гостей были Джон Бэрримор и Эдвард Г. Робинсон.

Почетным гостем, нечего и говорить, был вездесущий деятель по сбору средств для Финляндии Герберт Гувер.

Двумя днями позже упорный семидесятилетний Гувер появился на катке в Рокфеллеровском центре в роли руководителя шоу, которое стало пиком глупости американской помощи Финляндии. Это было гламурное и слегка идиотское шоу на льду, совмещенное с показом мод. Пятнадцать ослепительных моделей, сидящих на ледяных стульях, разработанных специально для шоу, показали весеннюю коллекцию, спортивную коллекцию и коллекцию вечерних туалетов в пользу Финляндии. «Несколько сотен сочувствующих Финляндии, включая членов высшего общества и звезд сцены, собрались на катке».

Среди наблюдателей за этим страшным благотворительным мероприятием был и вездесущий финский посол Хьялмар Прокопе. Он снова приехал на поезде из столицы, чтобы присоединиться к своему соратнику Гуверу ради дела. Если кто-то повнимательнее посмотрел бы на эту сцену выражения любви к Финляндии, то можно было бы увидеть, что улыбка на ухоженном лице финского посла была вымученной. Как бы ни был он признателен Америке за ее выражение доброй воли, терпение Прокопе подходило к концу.

Два месяца Прокопе просил, умолял и лично обращался ко всем в Вашингтоне для того, чтобы выделить столь необходимую неограниченную помощь Финляндии. Эта помощь была нужна для закупки танков и бомбардировщиков, необходимых для того, чтобы выстоять под советскими ударами. Но добился он только пересмотра этой меры и превращения ее в предоставление займа на невоенные цели. Однако даже эти слабые меры должны быть одобрены конгрессом.

Несомненно, если бы президент Рузвельт, который несколько раз выразил свою личную поддержку Финляндии, не придерживал бы язык в официальных заявлениях, то американское правительство сделало бы для Финляндии гораздо больше. Однако Рузвельт, памятуя о сильном американском изоляционизме, прислушивался к голосу четкого сторонника невмешательства секретаря госдепа Хэлла и решил не торопиться. Так что дела не продвигались вперед, что сильно печалило Прокопе и его посольство.