Зимняя война, 1939-1940 гг. - [45]

Первоначальные условия финского правительства для возобновления переговоров о мире — нейтрализация Финского залива, уступки части территорий на перешейке в обмен на такие же территории — являлись отражением этой финской уверенности. Хельсинки, или же по крайней мере тройка Таннер — Рюти — Паасикиви, которая на самом деле и правила Финляндией, хотела мира, но справедливого мира. Вдобавок это должен был быть такой мир, который можно было «продать» остальным членам правительства и финскому народу. После двух месяцев войны погибло свыше 9000 финских солдат и гражданских лиц, значительная часть страны была в руинах от советских бомб, и финское правительство было готово закончить войну — в особенности в свете того, что Кремль больше не пытался заменить его своим марионеточным режимом.

Однако правительство не собиралось унижаться. И оно не было готово передать Ханко, как снова начал настаивать Молотов.

Требование оставалось неизменным, подчеркнул Молотов через мадам Коллонтай три дня спустя. После чего Таннер, отчаянно желавший продолжения переговоров о мире, взял инициативу на себя и предложил неназванный остров в Финском заливе от себя. Таково было положение вещей, когда Таннер вошел в комнату Коллонтай.

* * *

Вяйно Таннеру не нужно было даже читать телеграмму Молотова. Трагическое выражение лица советского посла уже все сказало. «Мы сожалеем, — писалось в телеграмме, — что предложение (для Таннера это был пока что неназванный остров) не дает достаточной базы для переговоров». Опять все повторилось: русский кулак с кастетом в бархатной перчатке.

Коллонтай, видя потрясенное выражение на лице гостя, пыталась как-то сгладить впечатление, отметив «воодушевляющий» тон Молотова. Возможно, сказала она, Таннер может подсказать, о каком острове идет речь? Таннер был вынужден промолчать. Он и так зашел далеко в своих действиях. На этом финский министр иностранных дел откланялся и приготовился вернуться в Хельсинки для консультаций с другими членами «фракции мира» в правительстве, чтобы понять, что стоило еще предпринять. Так начались три педели, которые Таннер позже назвал «болтовней и склоками».

* * *

Если Вяйпо Таннер был озадачен, когда он покинул комнату мадам Коллонтай в «Гранд-Отеле», то, вернувшись в подземный офис на Олимпийском стадионе в Хельсинки, он просмотрел новости и озадачился еще больше.

Там, в куче бумаг, лежала телеграмма от Харри Холма, финского посла в Париже, в которой посол с энтузиазмом сообщал шефу о решении Верховного совета союзников. В этом решении британцы и французы обещали послать экспедиционный корпус для помощи Финляндии. Туманная операция была туманно названа «Эвон Хед».

Сам Таннер был не столь рад операции «Эвон Хед». Во-первых, детали операции, в рамках которой непонятное количество британских и французских солдат должно было быть переброшено в Финляндию через Швецию, были неясны. Как союзники собирались работать с правительствами Швеции и Норвегии, которые уже озвучили свою отрицательную позицию по отношению к такого рода планам? В радостной телеграмме Холма об этом не было сказано.

Таннер был также не рад роли Холма в этом странном деле. «Я был удивлен действиями Холма в Париже, — написал Таннер. — Не обладая полномочиями, без наших инструкций из Хельсинки он вместе с полковником Паасоненом — тем самым Паасоненом, который сопровождал его и Паасикиви на переговоры в Москву — пытался рьяно получить помощь от западных стран. Тот факт, что дело зашло так далеко, было явно частичной его заслугой. После получения этой информации ситуация стала еще более запутанной».

* * *

Встреча британского и французского правительства, которая состоялась в Париже 5 февраля 1940 года, стала самой представительной на тот момент. Британскую делегацию возглавлял премьер Невилль Чемберлен, а его свиту составляли ни много ни мало четыре министра, три генерала, включая начальника британского Генштаба, сэра Эдмонда Айронсайда, одного адмирала и целый эскадрон дипломатов. Французскую делегацию возглавляли президент Эдуард Даладье и генерал Морис Гамелин.

В отличие от предыдущих встреч между колючими союзниками, вежливости и доброй воли на встрече было с избытком. Чего не хватало, так это здравого смысла. «Вся встреча, — как пишет Дуглас Кларк, — если посмотреть на нее со стороны, кажется, пропитана фантазиями и необоснованными предположениями».

Благодаря работе политиков и военных по обе стороны Ла-Манша и работе штабов, в особенности со стороны Айронсайда, который занимал командные посты со времен бурской войны и только что получил пост начальника Генштаба, туманный декабрьский план союзников помочь Финляндии начал обретать какую-то форму плана.

Какое-то представление о характере туманного и циничного мышления, которое обрело форму плана, может быть найдено в дневниках Айронсайда. В Рождество 1939 года, после последнего совета, где впервые были озвучены общие контуры грандиозной экспедиции, британский начальник Генштаба записал: «Я считаю, что мы наткнулись на способ устроить немцам неприятности. Можно пока что сказать, что наткнулись, так как все дело мы пока что серьезно не обдумывали».