Зимняя война, 1939-1940 гг. - [43]

Но вместо расстрела партия решила, что таланты Коллонтай могут быть более полезными (и не столь опасными) на дипломатической службе. Итак, в 1923 году начался долгий период ее ссылки под видом дипломатической службы. Она была советским послом в Норвегии и Мексике и стала первой женщиной-послом в мире, а в 1937 году заняла пост посла в Стокгольме. Наверное, это пошло на пользу природной бунтарке, и чистки 1930-х годов ее не задели. В тот момент, когда ее корабль пришвартовался в Стокгольме, она была одной из немногих оставшихся в живых «старых большевиков». По слухам, Сталин хотел Коллонтай в Стокгольме и оставить. Коллонтай на тот момент было уже за 60, и Молотов со Сталиным ожидали, что с поста посла она уйдет в отставку. Ясно, что они не ожидали от нее вмешательства во внешнюю политику.

* * *

Все началось с письма Вуолийоки Вяйно Таннеру в начале января. Вуолийоки, озабоченная войной, предложила министру использовать свои связи с советским режимом для начала переговоров по прекращению этой необъявленной войны — именно это несчастный Таннер и пытался сделать все эти недели. Конкретно Вуолийоки предложила, что она оправится в Стокгольм и поговорит с своей старой подругой и родственной душой Александрой Коллонтай.

Неудивительно, что это необычное письмо застало Таннера врасплох. Как пишет Макс Якобсон, «это была, прямо говоря, странная идея».

Одна из самых известных жительниц Финляндии мадам Вуолийоки была известна как эксцентричная особа. Ее политическая благонадежность и преданность были далеки от безупречных. Ее пьесы рассказывали о сильных прогрессивных женщинах, которые выигрывали у мужчин в политике, и Таннеру могло показаться, что это был просто сюжет для новой пьесы, а не реальный дипломатический шаг.

Тем не менее Таннер, несмотря на удивление, решил, что «Финляндия не может себе позволить упустить малейший шанс, хотя бы и призрачный, на возобновление контактов с советским правительством». До этого Таннер попробовал все способы привлечь внимание Москвы, включая запросы через других посредников и жалкое радиообращение от 15 декабря. В то же время Коллонтай, которая была в равной степени с Вуолийоки обеспокоена войной, опустошающей ее любимую Карелию, дала понять, что будет рада принять старую подругу.

После консультаций с Рюти и Паасикиви — очевидно, Таннер считал затею слишком абсурдной, чтобы получить одобрение Маннергейма, — Вуолийоки, «самый необычный посол в истории Финляндии», получила разрешение на поездку в Стокгольм и встречу с Коллонтай. С такими рекомендациями специальный посол отправилась в Стокгольм инкогнито и прибыла туда 10 января. На протяжении трех недель Вуолийоки каждый день ходила в отель, проходила через его вертящиеся двери и поднималась в комнату, ще встречалась со своей любимой старой подругой, мадам Коллонтай. Несомненно, Таннер не надеялся на какие-то серьезные результаты этих странных встреч. Но его решение дать Вуолийоки полномочия, возможно, было самым мудрым шагом Таннера за всю финскую войну.

Все получилось не так, как он ожидал, но все же получилось: «Их (Вуолийоки и Коллонтай) способ ведения дел, по стандартам профессиональных дипломатов, был ужасающе неформальным и хаотичным, — пишет Якобсон. — Записей они должным образом не вели; они очень вольно добавляли в отчеты личные комментарии; к официальным инструкциям они добавляли свое живое воображение; короче говоря, они вели себя как две свахи, которые должны были честно или обманом заманить подозрительных и враждебных партнеров в законный брак».

«Но в результате, — отметил историк, — они запустили советско-финские переговоры о мире». Действительно, этот неформальный канал связи с Кремлем, что создала Вуолийоки, работал так хорошо, что 5 февраля в комнату мадам Коллонтай постучал сам Таннер.

В тот момент уже началось новое русское наступление на Карельском перешейке. Но в тот момент его ничто не могло остановить: пятно на репутации Красной Армии должно было быть смыто и будет смыто ценой любых потерь. Приказы Тимошенко были отданы, отменить их было нельзя. Они не зависели от каких бы то ни было переговоров, какими бы необычными они ни были. За Суомуссалми и Рааге нужно было отомстить. Этого требовала честь Советского Союза.

В то же самое время Сталин и Молотов, начинающие осознавать возможность вмешательства Англии и Франции — а этого они хотели всеми силами избежать, — одновременно приняли решение о возобновлении переговоров с Хельсинки, чтобы закончить войну сразу после восстановления пошатнувшегося военного престижа России. Разумеется, Отто Вилле Куусинену об этом никто не удосужился сообщить, не говоря об Эдуарде Гюннинене и его товарищах по Финской Народной Армии, которые все еще готовились к будущему вступлению в Хельсинки.

Неудивительно, что первая реакция Вячеслава Молотова на диалог между Вуолийоки и Коллонтай была столь же критичной, как реакция Таннера, однако Молотов не отверг этот диалог сразу. Он направил для инспекции ситуации Бориса Ярцева, бывшего второго секретаря советского посольства в Хельсинки и тайного агента. Именно Ярцев в 1938 году впервые поднял тему территориальных уступок. В то же самое время шведский министр иностранных дел Кристиан Гюнтер также прознал о странных делах над «Кафе Рояль». Соответственно, 25 января он решил еще раз предложить свои услуги этому окольному, по быстро развивающемуся «каналу мира», который установили Коллонтай и Вуолийоки.