Зимняя вода - [21]

Он не помнил, когда последний раз прикасался к Александре, или она к нему; он словно выбросил в окно мелкие осколки того, что было между ними, даже не удостоив их взглядом.

Словно знал — то, что происходило с ними, происходило в последний раз.

Иногда ему вспоминалось время, когда они были близки. Целую вечность… или несколько месяцев… назад. Как он массировал ей ноги по вечерам, как она мягко шептала ему «между пальчиками» или «пяточки» или «почеши мизинчик», и как он терпеливо исполнял все ее желания. Как она хотела, чтобы он помассировал то самое плоское место на большом пальце, где он соединяется со ступней. Как он обхватывал ее пятку всей ладонью, разгибая пальчики волнообразными движениями, снова и снова. Как он аккуратно почесывал самые кончики загнутых мизинцев.

Или как они сидели, обнявшись, на диване, когда дети уже спали, как она уютно устраивалась между его рукой и бедром, пока они смотрели фильм, и как кто-нибудь из них непременно засыпал.

Вспоминались и более далекие времена, и страсть, которую они испытывали, когда только переехали в дом, как они могли все выходные проводить в постели. Занимались любовью, разговаривали, дремали, играли в «камень, ножницы, бумага», решая, кому идти на холодную кухню за чем-нибудь вкусненьким. Как он клал голову ей на живот и шептал всякие нежности ребеночку, которого они ждали, и было слышно, как маленькое сердечко уже бьется в такт морским волнам.

Сейчас все это казалось ему чуть ли не вульгарным. Такая близость.

Как давно это было, словно и не было вовсе.

Как будто эти воспоминания принадлежат кому-то другому.

* * *

Ближе к весне жизнь вновь изменилась, по крайней мере, в определенном смысле.

Все началось с визита Майи в один из тех дней, когда все, что было заморожено, стало вдруг оттаивать, словно лучи весеннего солнца медленно разомкнули зимнюю хватку. Земля мягкого коричневого оттенка постепенно освобождалась от ледяной корки, а крупные, налитые капли падали с крыши и звучно разбивались об отливы.

За кофе Майя пересказала последний эпизод сериала, который посмотрела накануне вечером. Теперь надо найти новый. Он согласно кивнул, благодарный за возможность хоть ненадолго убежать от действительности. Он не всегда внимательно следил за сюжетом, но ее оживленная манера рассказывать оказывала на него на удивление благотворное действие. Потом она раскладывала пасьянс, а он наблюдал. Вытягивая плохую карту, она недовольно хмыкала, а если попадалась нужная, удовлетворенно посмеивалась.

Он следил за ее движениями, за перемещением пальцев над гладкой поверхностью, слушал мягкий шелест карт. Ее привычное бормотание.

— Вот так.

— Неплохо.

— О, нет.

На какое-то мгновение ему показалось, что все прекрасно. Что жизнь священна. Это чувство не имело прямого отношения к его ситуации, тут, как он понимал, ничего изменить нельзя. Скорее ощущение было такое, будто действительность на короткий миг приподнялась над контекстом, в который была вписана, попала в новое измерение, где ничто не оценивалось и не осуждалось.

Это были секунды вне хода времени, когда послеобеденное солнце бросало косые лучи на мойку и потертый коврик, а двое людей сидели за кухонным столом и ничего не делали, во всяком случае, почти ничего.

Иногда он задавал себе вопрос, почему она так часто свободна в течение рабочего дня. Он не мог вспомнить, спрашивал ли ее об этом. Как, впрочем, и о чем-либо другом. Внезапно он поймал себя на том, что ему хочется это сделать. Не потому, что его так уж волновал ответ, а просто любопытно было, каково это — спрашивать, интересоваться. А еще хотелось поговорить, как будто он обычный человек, сидит, пьет кофе с соседкой, которая заглянула на минуточку.

— Я сама распоряжаюсь своим временем, — ответила она, продолжая вытягивать карты из колоды.

— А муж у тебя есть? Или дети?

— Нет, даже бывшего мужа нет. Только кот.

— И чем ты занимаешься?

— Я фотограф. Делаю снимки, иногда выставляюсь. Как раз сейчас идут выставки в Мюнхене и в Барселоне. Иногда подрабатываю фотографом в полиции. Правда, после того, как переехала сюда, таким уже не занимаюсь.

Мартин посмотрел в окно и продолжил:

— И как давно ты живешь на Урусте?

Майя прищурилась, размышляя.

— С прошлой весны. Я живу прямо рядом с Робертом и Лией, но это ты уже знаешь. В экопоселении. Но я просто обменялась жильем со знакомой знакомых, на неопределенный срок. Мне захотелось пожить у моря, а она мечтала о большом доме, желательно в лесу. Так что мы помогли друг другу с исполнением желаний.

— Значит, она сейчас живет в твоем доме?

— Точно.

— И где это?

— В Дальсланде. Недалеко от Омоля. Я купила большой старый дом, устроила там ателье, галерею и жилое пространство. А потом поняла, что устала от леса. Но это временно, я непременно туда вернусь. Когда надоест море, если не раньше.

Он поднял брови, а уголки рта дернулись в подобии улыбки.

— А здесь ты ничего не делала? Почти год?

— Ну почему, снимала для новой выставки. Море, или, по крайней мере, морскую поверхность. В основном свисая с лодки.

Глядя в одну точку на стене над ее головой, он спросил:

— А ты там ничего странного не видела и не слышала?