Зимняя ведьма - [24]

– Думаю, народу будет много при такой-то прекрасной погоде. А вот зимой мало кто отваживается на такую поездку, ведь Сор-и-Минидд находится на полпути через гору! Часовню воздвигли всего пару лет назад, но к ней приезжают со всего графства, особенно теперь, когда проповеди читает знаменитый преподобный Кадуаладр. Люди преодолевают огромные расстояния, чтобы его послушать. Наверняка все желающие не поместятся внутри. Кому-то придется стоять на улице.

Кай смотрит на меня пристально.

– Люди захотят взглянуть на новую хозяйку Финнон-Лас, – говорит он. – Но тебе нечего беспокоиться. В основном прихожане довольно обходительны, а те, кто нет… Какое нам с тобой дело до их мнения?

Кай дарит мне ободряющую улыбку, но она меня не успокаивает. Я с горечью думаю, что, какое бы платье ни надела, даже будучи женой Кая Дженкинса, я всегда останусь для них очередной диковинкой. Без сомнения, слухи обо мне уже дошли до жителей близлежащих краев. Кай Дженкинс взял в жены немую. Немая и тупая Моргана – вот что они обо мне подумают. Все люди одинаковы.

Принц фыркает, ускоряя темп, – мы въезжаем на крутой холм. Делаем два поворота и видим впереди белое здание часовни. Краска на ней совсем свежая. Рядом растут две молодые сосны. На кладбище ни одного надгробия. Вблизи от часовни протекает узкий ручей, через который перекинут пешеходный мостик, по которому можно попасть внутрь. Часовня выглядит восхитительно – окруженная холмами, с витражными окнами, переливающимися в солнечном свете. Возле нее уже собралось множество прихожан – кто-то приехал на повозке, кто-то на лошади, а кто-то и вовсе пришел пешком. Внутренности сводит судорогой от смущения. К моему удивлению, Кай берет мою ладонь в свою.

– Будь смелой, моя дикарка, – говорит он, и внезапно я чувствую себя сильнее. Сильнее благодаря ему. Это открытие меня удивляет, но прежде чем я успеваю толком о нем подумать, мы подъезжаем к часовне. Служка бежит вперед, чтобы привязать нашего коня.

Спрыгнув с повозки, я беру Кая под руку. Вместе мы рассматриваем толпу. Я вижу миссис Кадуаладр и ее дочерей, одетых удивительно аскетично – ни единой ленты на корсажах. Они замечают нас, как и все остальные, желающие познакомиться и пожать мне руку. Я слышу десятки имен, которые тут же забываю, и я благодарна, что мне не нужно ни одно из них запоминать. Так как никто не ждет от меня ответа, я делаю вывод: слухи о моей немоте распространились, но никто об этом не говорит. Кай расценивает это как проявление уважения, и я замечаю – его рука постепенно расслабляется.

Раздается громогласное приветствие, и Кай наклоняется ко мне поближе.

– Смотри. Это преподобный Кадуаладр, – говорит он.

Я вижу полного мужчину с красным лицом, одетого в плотные, согласно традиции, одежды проповедника – длинную черную рубаху и брюки. Белый воротничок, по-видимому, состоит из сплошного крахмала. Преподобный едва ли выше, чем его столь же упитанная жена, но недостаток в росте он компенсирует звучностью своего голоса. Я нахожусь от него на довольно большом расстоянии, но, как и все остальные, отчетливо слышу каждое слово, которое он произносит. Наверное, Кадуаладр думает, что иначе Бог не услышит его? Он ищет в толпе незнакомые лица и тут замечает меня.

– Ах-ха! – кричит он, в результате чего пожилая дама, стоящая рядом с ним, отступает назад. – Кай Дженкинс и его жена. Добро пожаловать! Добро пожаловать, дитя мое. Ну же, дайте взглянуть на вас.

Преподобный протягивает ко мне руки, и толпа расступается, словно Красное море перед Моисеем.

– Ах, невинность и чистота юности. Вы пришли в правильное место. Мы всем рады в Сор-и-Минидд, и больше всех – новой хозяйке Финнон-Лас.

Он кладет руку мне на голову, словно благословляя меня. Если он ждет, что я упаду в обморок от оказанной чести, то сильно ошибается. За всю свою жизнь я не поддалась ни одному из церковников, желавших обратить меня в свою веру. Но преподобный Кадуаладр – другой. Есть в нем нечто странное. Что-то зловещее. Мне хочется вырваться из его рук и убежать, но я знаю: все на меня смотрят, и Кай рассчитывает на мою покорность. Я с трудом выдавливаю из себя что-то, что, я надеюсь, хотя бы отдаленно напоминает скромную и благодарную улыбку. И испытываю огромное облегчение, когда он отпускает меня.

– Превосходно! Превосходно! – восклицает преподобный Кадуаладр. На мгновение он замолкает, но даже его молчание кажется громогласным. Мне представляется, что преподобный даже смотрит на меня громко. Именно в эти несколько секунд, когда его взгляд проникает внутрь меня, я понимаю: мне неловко. Но я выбрасываю мысль об этом из головы. Подумаешь, всего лишь еще один воинственно настроенный христианин. Встречала я таких, и никому из них не понравилась. Что бы он там ни сказал и каким бы радушным ни был его прием, уверена, преподобный ничем не отличается от своей паствы.

Словно сквозь стадо овец, блеющих и расталкивающих друг друга, мы с мужем пробираемся в часовню. Кай ведет меня к своей скамье. Она в дальней части зала, но в первом ряду. Таково его положение в обществе. Внутри часовня выглядит не совсем привычно: ряды скамей расположены вдоль зала, а не поперек него, и между ними нет никакого прохода. Между высокими окнами разместился клирос, а на нем – крепко сбитый аналой. Сзади, там, где будет стоять проповедник, находится широкая деревянная доска с надписью: «Господу нашему хвала!» и датой закладки часовни. Внутреннее убранство церкви поражает своей простотой и удобством. Единственное, что выдает в этом месте богатый приход, – высокий потолок, который, не будучи достаточно высоким для того, чтобы разместить здесь орган, сможет усилить и возвеличить голоса прихожан, когда они станут петь псалмы.