Зимняя сказка в Венеции - [29]

— Конечно. У меня неплохо получается Веронезе, а Рембрандт будет даже получше. Хотя мой Микеланджело, признаться, так себе.

— Твой?..

— Но их мы повесим в темном углу, и никто ничего не заметит. И не забудь, что у тебя еще есть кое-какие картины — те, что сложены наверху. Их можно либо повесить, либо выручить за них наличные деньги.

Возбуждение от идеи охватило Джулию, и слова полились потоком. На какое-то время она превратилась в настоящего художника и планировщика. Винченцо смотрел на нее с ироничным восхищением.

— У тебя все уже было отработано, не так ли?

— Вовсе нет. Это пришло ко мне только что, из-за того телефонного звонка, но теперь все прорисовывается четко.

— Подожди, я не успеваю за тобой.

— И не надо. Просто соглашайся со всем, что я говорю, а остальное я беру на себя.

— Ну так говори мне, что мы будем делать.

— Делать мы, наверное, ничего не будем, — ответила она с сожалением, — но если бы делали, то я посоветовала бы тебе начать с разработки планов.

Скоро карнавал…

— Через несколько недель. Нам потребуется не меньше года, чтобы подготовиться к открытию…

— Я это знаю, но ты можешь организовать большой прием во время нынешнего карнавала и сделать заявление для прессы.

— Прием… — задумчиво повторил Винченцо. Когда я был мальчишкой, у нас здесь бывали грандиозные карнавальные вечера. Какие были костюмы, какие потрясающие маски! — Он неожиданно усмехнулся, вспоминая. — Знала бы ты, что мы вытворяли!

— Могу себе представить. И все под надежной защитой масок, разумеется.

— Конечно. Маски именно для этого и нужны.

Когда все это начиналось сотни лет тому назад, маски весь год были под запретом. Но в последние несколько недель перед карнавалом любой человек мог скрыть свое лицо, стать кем-то другим и делать что душе угодно. Потом ведь был целый Великий пост — достаточно времени для того, чтобы исправиться и вообще все загладить. Эта традиция жила долго.

— А тебе много всего приходилось заглаживать? поддразнила его она.

— Ну… — сказал он с задумчивым выражением, пожалуй, средне.

— Гмм!

— Может, чуточку больше. Среди молодых людей… — Винченцо остановился с видом человека, тщательно выбирающего слова, — скажем так: сдержанность не причислялась к добродетелям.

— Наверняка помогало и то, что ты — Монтезе.

— Чепуха. Я был в маске, и никто не мог меня узнать.

— Неужели? — насмешливо спросила Джулия.

— Ну.., возможно. — И он снова улыбнулся, вспоминая дни беззаботного веселья, когда на него еще не обрушилось тяжкое бремя.

— Держу пари, что очередь из девушек тянулась аж до середины площади Святого Марка.

Винченцо сделал обиженное лицо.

— Почему это только до середины?

Он пристально смотрел на свой бокал с красным вином и видел там все: тот вихрь красок и разгоряченных лиц, ту опасную свободу и то, как смело он иногда ею пользовался.

Винченцо любил это предчувствие чего-то замечательного, что вот-вот должно было произойти, но оно ушло из его жизни, утекло по извилистым улочкам вместе с его бурной юностью.

Лишь однажды, совсем недавно, он вновь испытал это чувство — под покровом одной страстной и сладкой ночи, в постели с женщиной, которая заинтриговала и свела его с ума с первого мгновения. Она занималась с ним любовью так пылко и так самозабвенно, что это поразило и даже потрясло его.

После этого он внушил себе, что она принадлежит ему, и это оказалось самой большой его ошибкой. Но в те несколько бурных часов он знал, что она принадлежит карнавалу — прекрасная, таинственная, непредсказуемая…

— Твои мысли читаются у тебя на лице, — заметила наблюдавшая за ним Джулия.

Он вздрогнул.

— И что же я думаю?

— Вспоминаешь свою бурную молодость.

— В общем-то да, но не только. — Винченцо посмотрел на нее: женщина сидела откинувшись на диванные подушки, ее глаза блестели.

— Жаль, что мы не встретились тогда.

— Тогда я, может быть, и не понравился бы тебе.

Я был немного хулиганом, как это бывает с молодыми людьми, когда у них слишком много денег и когда им слишком потакают. Ты знаешь, что случилось с моей семьей. Дело в том, что, когда пришла беда, я оказался не очень хорошо подготовленным, чтобы с ней справиться. Я был слишком избалован. Слишком привык делать так, как хочу.

— А что стало с твоей невестой? — спросила Джулия, стараясь не казаться чересчур заинтересованной.

— Вышла замуж за очень богатого человека.

— Ты к ней все еще неравнодушен?

Он пожал плечами.

— Все это теперь так далеко, что я даже не помню того чувства к ней. Я тогда был другим человеком. Тебе знакомо это ощущение.

Оно было ей очень хорошо знакомо. Благоразумие подсказывало Джулии, что не стоит продолжать разговор на эту тему, но она почему-то никак не могла отступиться.

— Пьеро рассказывал мне, как она спускалась по большой лестнице и была такая прекрасная, а ты стоял там…

— Вероятно, с глупейшим выражением на лице, сказал Винченцо. — Я должен был тогда понять, что в действительности ей нужна была эта лестница, этот антураж плюс титул. А чтобы получить все это, ей нужно было выйти за меня замуж. Когда же ситуация изменилась, то… — Он пожал плечами, потом коротко засмеялся. — Думаю, что сердцем я всегда знал правду, но не позволял себе этому верить. Когда она с такой скоростью бросила меня, то это было и удивительно, и совсем не удивительно, если ты понимаешь, что я имею в виду.