Зимняя мантия - [43]

Симон невольно подумал, искренни ли эти слова. Похоже на то, а из услышанного сделал вывод, что у короля Вильгельма может найтись для Уолтефа лекарство.

– Шотландцы едут на переговоры, – показал он на группу всадников, появившихся на тропе внизу. Блики солнца сверкали на их копьях и доспехах. Знаменосец скакал, держа развернутое знамя короля Малькольма Шотландского, а вслед за ним на белом коне ехал очень толстый человек средних лет, напоминающий крестьянина, но с короной на голове.

Симон повернул лошадь.

– Мне пора возвращаться к своим обязанностям, и король Вильгельм желал бы, чтобы вы тоже присутствовали.

Уолтеф задумчиво взглянул на Симона.

– В самом деле?

– Да, – ответил Симон. – Могу только сказать, что это в ваших интересах.

Малькольму Шотландскому было чуть больше сорока, но виски его уже поседели. В прошлом году он дал отставку своей первой супруге и женился на сестре Эдгара Ателинга Маргарет, связав таким образом свой собственный род Данкелдов с древней западно-саксонской династией.

Маргарет хотела уйти в монастырь, но это никого не интересовало, да и сама она вскоре передумала. Похоже, она быстро освоилась, поскольку была уже на сносях. Ходили слухи, что она веревки вьет из своего мужа. Также поговаривали, что она решила приручить и окультурить шотландский королевский двор.

Малькольм Шотландский, которого собственный народ звал Большеголовым, был груб и заносчив. Даже явившись сдаваться Вильгельму, он не намеревался сделать это вежливо.

Симон разлил вино и обнес всех присутствующих. Малькольм взял протянутый кубок, подозрительно понюхал и сделал несколько глотков. Губы его искривились.

– Я пил кошачью мочу и получше, – сказал он по-французски, но с таким диким акцентом, что разобрать что-либо было почти невозможно. Лицо Вильгельма, как обычно, ничего не выражало.

– Может быть, его величество предпочтет эль? – предложил Симон.

Малькольм внимательно посмотрел на него.

– Ага, – рявкнул он, – тащи эль, хотя я сильно сомневаюсь, что ваше саксонское дерьмо порадует меня.

– И все же вы отказались от первой жены ради «саксонской» невесты, – спокойно заметил Вильгельм. – И, как я понимаю, вас можно поздравить со скорым рождением ребенка.

Малькольм скривился и сунул пальцы за красивый ремень.

– Не моги надо мной насмехаться, – прорычал он.

– Ну что вы, – вежливо ответил Вильгельм. – Я только хочу сказать, что для правителя главное – целесообразность. Разве не ради этого мы здесь собрались?

Малькольм продолжал хмуриться. Вернулся Симон с чашей из камня, доверху наполненной элем.

– Это местный эль, ваше величество, – пояснил он, – сделан в вашей собственной стране.

– Ха, и украден нормандцами, – окрысился Малькольм, но чашу взял и от, души к ней приложился. – А, это сойдет, – кивнул он и небрежно махнул рукой.

Симон поклонился и отошел. Он был вынужден согласиться с Малькольмом. Эль был много лучше их нормандского вина. Уолтеф, видимо, тоже так думал, потому что с завистью смотрел на чашу Малькольма. Симон незаметно налил еще чашу и ловко поменял ее на кубок Уолтефа, заслужив улыбку благодарности.

Переговоры шли трудно, главным образом из-за дикого акцента Малькольма и его стремления постоянно задираться, хотя он и явился сдаваться. С собой он привел двадцатилетнего сына, которого оставлял в залог своего хорошего поведения. Паренек был темным и худеньким – полная противоположность толстому и светловолосому отцу.

– Вы будете с ним хорошо обращаться, – прорычал Малькольм, – иначе я понаделаю ремней из всех нормандцев отсюда до Дархэма.

Вильгельм наклонил голову.

– Если вы будете соблюдать свои обязательства, с вашим сыном ничего плохого не случится.

Малькольм долго препирался, но в конце концов согласился почти на все условия. Тем не менее они были еще не готовы скрепить свой договор поцелуем мира: Вильгельм хотел, чтобы Малькольм изгнал Эдгара Ателинга.

– Да как я могу, – размахивал руками Малькольм, – парнишка мой шурин!

– Этот человек как заноза у меня в боку. Он постоянно подстрекает народ. Сдаваясь мне, вы принимаете меня как своего властителя и не можете покровительствовать моим врагам. Шурин он вам или нет, но Эдгар Ателинг должен покинуть шотландский королевский двор.

Хотя молчание было долгим, всем было ясно, что итог может быть только один. Выбора у Малькольма не было. Это была его плата за то, что нормандские войска отойдут назад, за Форт.

– Если я пойду вам навстречу, тогда и вы должны кое-что для меня сделать, – заявил Малькольм.

Вильгельм поднял брови.

Малькольм злорадно взглянул на графа Госпатрика:

– Не хочу, чтобы через границу на меня смотрел этот зловредный Госпатрик. Если он останется, быть невиданному кровопролитию.

Госпатрик вскочил на ноги, лицо его налилось кровью, рука коснулась пустых ножен – все оружие было отобрано при входе в шатер.

– И ты смеешь выдвигать такие требования? – презрительно выкрикнул он. – Да ты просто злобный, примитивный язычник с овечьим дерьмом вместо мозгов!

Госпатрик кинулся на Малькольма и вцепился ему в горло с такой силой, что трем крепким рыцарям с трудом удалось оторвать его и прижать к стенке шатра. Задохнувшийся Малькольм упал на колени, и Уолтеф бросился ему на помощь. Яростно сверкнув глазами, Вильгельм велел вывести Госпатрика.