Зимний Мальчик - [64]

Старшина взвода считает Гаврилу надёжным бойцом. Агитирует вступить в комсомол.

Я высвободил лист.

— Видишь, места много. Можешь сделать его блондином, брюнетом, даже рыжим. Узнать, любит ли он песни, и если любит, то какие. Обозначить отношения в семье, с односельчанами, с девушками. Ну, и что захочешь. Он твой.

Идём дальше.

Я взял лист ватмана и стал рисовать.

— Это сцена номер один. Условная — очень условная — землянка. Здесь располагаются бойцы взвода. Стол, на столе котелки, в углу нары, печурка — именно печурка, в землянках непременно печурки. Тесные. Что нужно — подрисуешь сама.

Затем я взял шахматы.

— Ладья — это старшина, конь — бойкий одессит, слон — молодой лейтенант, пешка — Гаврила. Фигур много, кого нужно добавить — добавляй. Или берешь хоть катушку, хоть наперсток, хоть шашки. Расставляй соответственно действию. Смотри. Слушай — они обязательно заговорят. Они просто не могут молчать. Они ждали этой минуты тридцать лет. Слушай и записывай. Пиши всё, потом выберешь то, что нужно для сцены. И не старайся выиграть войну в одиночку: на до и ПиДи, чтобы работать, а не только своей опытностью бахвалиться.

— Ты меня удивляешь, — сказала Ольга. — Откуда ты знаешь, что пьесы пишут именно так?

— Пьесы пишут по-всякому, а этот способ я прочитал как-то в старом журнале. Не хуже других способ. В шкафу — шеститомник истории Великой Отечественной. Про Малую Землю немного, но хоть что-то. Для базиса.

— Твои книги?

— В библиотеке дали. Из уважения, энциклопедии на дом запросто не дают. Можешь здесь работать, можешь у себя. Где удобнее.

И я пошел дышать на балкончик.

Время ещё раннее: сегодня было всего две пары, а третью, по случаю болезни всей кафедры химии, перенесли на неопределенный срок. Говорят, восьмого числа химики скромно отметили надвигающийся праздник. Немножко водки, немножко грибочков домашнего консервирования. И теперь в инфекционной больнице их спасают от ботулизма. Грибы — это лотерея с двойным исходом. Будем надеяться, что всё обойдется неделей на больничной койке. Или двумя неделями.

А мы вернулись в Сосновку. Работать. Раз уж есть возможность и желание.

Но вот у меня работы особой нет. Внушить уверенность Ольге и…

Я спустился в мастерскую с коробочкой в руках:

— Вот пуговицы, может, и пригодятся, — сказал Бочаровой. Та все ищет какие-то особенные пуговицы, прямо как Семен Семенович Горбунков. Вообще, Надя к шитью привязалась, как Достоевский к рулетке. И у неё получается. Ольга — та поспокойнее, ну, ещё и пьеса висит, а Надя взялась шить платье из панбархата, что, как я понял, труба повыше, панбархат это не ситчик.

Пуговицы я нашел через театральную костюмершу. Та, конечно, сама не шьет, но знает, где достать.

Ну, я и достал. Хотя и странно, что такой пустяк, как пуговицы, нужно доставать.

— И вовсе не пустяк! — заявила Надя, забирая пуговицы. — В человеке всё должно быть прекрасно, а ты представь, что с брюк срежут пуговицы, что будет?

Пришлось согласится. Брюки без пуговиц — это шаровары. Я так думаю. Могу и ошибиться. А не построить ли мне, кстати, шаровары?

Но искушение я преодолел. По крайней мере, сегодня.

Пошел в гостевую комнату вздремнуть. Привык днем спать, хоть полчаса, да в покое. Днем я во сне и не горю, и крысы меня не жрут. Сны самые обыкновенные. Сегодня, к примеру, приснилось, будто я на космической станции летаю вместе с американцами. Летаю буквально, невесомость же. Иллюминаторы огромные, а в них звезды и Луна, причем Луна близко — видны кратеры, сотни и сотни. А вот Земля далеко, меньше Луны, но тоже большая.

И американец говорит мне по-русски:

— Мишьенька, к тебье гость пожаловал!

Какой в космосе гость, откуда? И вдруг прямо из иллюминатора вплывает в станцию медведь, только пятнистый, как леопард из мультфильма. Небольшой, медвежонок. И не страшный, хотя я вообще-то медведей опасаюсь с детства. Какой-то страшный мультфильм видел. А на воле никогда не видел, вывелись они в Черноземской области ещё до войны.

Медвежонок умильно тянет лапу, прося космический тюбик с космическим киселём, малиновым, что я держу в руках, видно, есть хочет. И я хочу, но гостю — лучшее.

— Мишьенька, просыпайся, к тебье гость пожаловал! — снова говорит американец, но это уже не американец, а Вера Борисовна меня будит. Осторожненько так. Издали. От двери.

Я встал, чувствуя, как покидает меня невесомость, и тело обретает тяжесть.

— Какой гость? Кто? Где? — задаю сразу три вопроса.

— Твой одноклассник… то есть одногруппник. В гостиной. С ним девочки.

Вот как.

Надеваю бархатную курточку, повязываю желтый бант. Их, бантов, у меня три — красный, желтый и зелёный.

Причёсываюсь, хотя пострижен так коротко, что и причёсывать нечего. Чеши, не чеши, а на голове хоть гопак пляши, говаривала бабушка, оболванивая меня под Котовского. Чтобы за лето голова витаминов набралась от солнца. И стала крепче.

В гостиной меня ждал сюрприз. Даже два. Первый — это Игнат Шишикин. Сегодня он на занятия не пришел, подумали, заболел. А вот ко мне пришел. С чего бы? Второй сюрприз — Надежда в новом платье. С новыми же пуговицами. Выглядит как Наташа Ростова на балу. Роскошно и трепетно. Удалось платье, И рядом Ольга, в руках блокнот и карандаш. Всё правильно, вдруг Гаврила заглянет.