Зимний Мальчик - [14]

— Она и в операх разбирается?

— Маменька и ещё несколько артистов устроили маленькое представление. Тёте Гале очень понравилось. И другим. Решили, что поставят к декабрю. Край — к февралю.

— О чем опера-то?

— О наших солдатах, десантниках. И о врагах, как без них. На Малой Земле. Наши — это Политрук, Лейтенант, Медсестра, гитлеровцы — Генерал и особый злодей Снайпер Смерть. Есть ещё румынская кафешантанная певичка, она же наша разведчица. Ну, и второстепенные роли, и третьестепенные, массовка опять же…

— И что делает Политрук?

— Руководит и вдохновляет. А когда лейтенанта убили, берёт винтовку и идет за Снайпером Смерть.

— Вот так на сцене?

— Зачем на сцене? Просто, возвращаясь, вешает винтовку на стену, и всем всё становится ясно. Если герой вешает на стену ружьё, значит, злодей повержен, так, кажется, записано в Правилах Сцены.

— И ты все это сам сочинил?

— Нет, конечно. Моё — это музыка. А либретто писала Ольга.

— Какая такая Ольга?

— Известно, какая. Стельбова.

— Представляю себе!

— А ты не представляй. Вот опера, играй, пой, слушай. Мне кажется, стихи отличные.

— А музыка?

— Вот ты и оцени. С Аней. Пардон, с Анной Петровной.

— И что по поводу ваших трудов говорит Андрей Николаевич?

— Ты и спросишь. Споешь малым составом, покажешь товар лицом, и спросишь, — и я дал папеньке портфель с партитурой. Оперы в папках давать — плохая примета. В портфелях оно лучше выходит.

Уехал папенька на «Волге» сам. Я больше не живу ни на два дома, ни на две машины. Анна, уверен, с большим удовольствием сядет за руль. Только возить будет себя. Впрочем, не моё дело.

Главное — украшения я отстоял. Украшений этих у дедушки с бабушкой было немного, но самого лучшего качества. Частью от прадедушки, а частью куплено после войны у возвращавшихся из Германии победителей. Сегодня, по мнению дедушки, они тянут на огромные деньги. Деньжищи! Золотом, конечно. А так как золотых рублей давно нет и не предвидится, то продавать их грех. Пусть полежат, покуда рубль снова не станет золотым. Бумажных рублей мне хватает. Если считать въедливо, до копеечки, как дедушка, то за месяц у меня ушло шестьдесят четыре рубля, включая полный бак «ЗИМа». Помогло то, что и кладовки в доме не пустые, и одежда есть, и ремонт дедушка дал дому в позапрошлом году основательный, но и без того, похоже, мотовство — не мой порок. Вряд ли. Однако отдавать Ане бабушкино колечко с бриллиантом в шесть карат неразумно. Аня ведь колечком не ограничится, будет требовать всю шкатулку. Вот тут-то медвежатники и придут. Или ещё кто пострашнее. А так если что-то и пообещал юной жене папенька, так это от восторга чувств привравши. Люди искусства, они такие. Ничего. Купит в «Рубине» сообразно средствам.

Позвонила Ольга. Мы с ней и с Бочаровой в одной группе оказались. В первой. Причуды деканата, сказала она. В первую группу собрали тех, у кого самый высокий балл. Посмотреть, что получится.

В пятницу с утра в колхоз едем. На уборку сахарной свеклы. Даешь стране чернозёмский урожай! Сахар люди любят.

— Ты только не вздумай на «ЗИМе» туда ехать. Тридцать км электричкой и пятнадцать на грузовиках по грунтовке, а грунтовка там только в сушь грунтовка, а дождь пойдет — ловушка для фашиста.

— Мы не фашисты, но за предупреждение спасибо. Как колхоз хоть называется?

— «Путь коммунизма», а конкретная деревня «Кротовые дворики». И я не шучу.

— Кротовые, так кротовые. Разберемся.

— Бочарова в больницу слегла. Бронхит какой-то нашли у неё. Бывает — вот прямо перед колхозом.

— Бывает, — согласился я.

— А как там с нашей оперой? — перешла Ольга к главному.

— Думаю, всё будет хорошо. Стучу по дереву, но думаю.

— Я тоже стучу, — ответила Ольга и разъединилась.

Про Москву и Галю (так Галина Леонидовна велела её называть в нашу первую и единственную встречу два года назад) я говорить не стал. Ещё подумает, что знакомствами козыряю. У Ольги таких знакомств, может, три чемодана, да мне-то что?

Пойду, соберу вещмешок. Нас же не просто на врачей учат, нас учат на советских врачей. Нам, советским врачам, нужно привыкать что скальпелем, что веником, что вилами с лопатами орудовать.

Тем, кто ещё не привык, конечно.

Глава 5 ЦЕНА ПОСЛУШАНИЯ

1–2 сентября 1972 года

Вышло так, да не так. Во-первых, разместили нас, шесть десятков первокурсников Черноземского медицинского института имени Николая Ниловича Бурденко (отныне и до кончины мы должны писать полностью имя и отчество великого хирурга, стоявшего у истоков нашей альмы матер) не в самих Кротовых двориках, а в военном лагере в версте от них (раз уж я в деревне, пусть будут вёрсты). Всё лето колхозу помогали военнослужащие энской, как принято писать, части, а сейчас передислоцировались, оставив нашему институту немного («трошки», как сказал бригадир) имущества под полную нашу ответственность. Палатки барачного типа, полевую кухню и кое-какие мелочи. Каждая мелочь, однако, была занесена в амбарную книгу, выписку из которой вручили под роспись в присутствии двух свидетелей начальнику нашего предприятия, ассистенту кафедры пропедевтики внутренних болезней товарищу Землицину Константину Петровичу. Константин Петрович в восторг не пришел, но поделать ничего не мог: своих бараков, кухонь и мелочей у нас не было, а что армия своё добро бережёт, чего ж удивительного.