Зима в стране "Ласкового мая" - [13]
— Вы знаете, Андрей, — размышляла эстрадная звезда былинных времен, — среди любителей эстрады есть очень экспансивные люди. Очень! Да уж, понятно, Иван Семенович подтвердил бы слова Изабеллы Даниловны, если бы увидел, как на нашем концерте в Лужниках полторы сотни фанаток, в едином, как говорится, порыве вдруг расстегнули лифчики и, как гипсовый дискоболки из пыльных сквериков моего детства, зашвырнули их на сцену. Для полноты картины скажу, что шокированные уборщицы насчитали в куче этого хлама не меньше полсотни трусиков. Представляю, как объясняли фанатки своим мамам бреши в своем туалете. А «переход Суворова через Альпы»? Так с присущим ему мрачным юмором Аркадий Кудряшов охарактеризовал выход на сцену в «Олимпийском» двух отчаянных любительниц, раздевшихся и махавших джинсами, как флагами капитуляции, над головой. До сих пор вижу эту сцену, будто бы выхваченную из видика «про ужасы»: как служащие дворца с каннибальскими глазами уносили голых фанаток в темноту служебных помещений. Думаю, впрочем, что смелых девчонок в пищу не употребили…
Разин, как ты сам ваще
Вряд ли зритель, заплативший свои три рубля за входной билет и возможность оттянуться под звуки любимой тусовки, знает, что творилось за кулисами, какие высокие человеческие качества — от стремления не поступиться принципами до компромиссов в духе умиротворения углекопов Заполярья — были пущены в ход. Для того чтобы, изящно выражаясь, "заделать" гастроли, администраторы должны обладать натиском профессионального чемпиона по боксу Тайсона и красноречием прославленного народного депутата Ахромеева.
Спорят за каждый рубль.
И при этом обе высокие договаривающиеся стороны втайне лелеют мечту: что можно поиметь лично для себя? И лишь солист, гастролер, поет, заливается соловьем, абсолютно не имея никакой возможности влиять на развитие событий. Хотя людская молва считает именно его, Творца и Художника (ах, как хочется думать, что именно так!), главным ответственным лицом за все, в том числе и падение эстрадного уровня, а также нежелание молодежи примерно учиться и хорошо работать.
Совсем недавно по страницам отечественной прессы прошелестел бум, от которого явственно попахивало жареными фактами. Уставшие от разоблачений кооператоров-шашлычников публицисты с открытым забралом кинулись подсчитывать, сколько денег, а также телевизоров "Сони", холодильников и "ВАЗов" получают идолы нашей советской песни. Плюрализм был столь значителен, что в публикациях замелькали даже фамилии неприкасаемых любимцев органов, партии и народа А. Пугачевой и В. Леонтьева. Классно, как выяснилось, умеют считать газетные парни. Когда я читал их исследования, то с сожалением думал, что они ошиблись в выборе профессии. Из них получились бы очень крутые фининспекторы. Но газеты в те дни читались с упоением не только пенсионерами войск МВД — как известно, самыми суровыми критиками и знатоками искусства, — но и теми, кто в последние годы всей душой полюбил служителей муз. В московском ресторане "Арбат", этом центре организации, именуемой "Союз-рэкет", за право почитать статью, где детально расписывались доходы Жени Белоусова, платили по стольнику плюс флакон "Наполеона". Авторитетный рэкетмен Юра Четный, контролирующий кроме Рижского рынка некоторые команды, играющие панк-рок, в экстазе воскликнул:
— Клево пишут, собаки! Надо брать в долю, пусть падают.
Много у нас охотников считать чужие деньги, делать из мухи слона, а потом торговать слоновой костью.
Слухи о баснословных гонорарах "звезд", которые комментируются некоторыми журналистами, одевающими вместо очков цейссовские бинокли, сильно преувеличены. В "Одном дне Ивана Денисовича" Солженицын хорошо написал о нелегкой доле зека-посылочника. Это только кажется, что он припухает на зоне и нагоняет себе румянец. Пришла посылка, и сразу со всех сторон звучит: "Дай!". Нарядчику надо — иначе загремишь вместо конторы на лесоповал, бугру-бригадиру — обязательно, поскольку от него зависит вся прошлая и будущая жизнь. Блатным попробуй не дай, заберут сами. Надзиратель-вертухай, ждущий пенсии в таежной глуши, не прочь побаловаться московским сервелатом, а обидь его — неприятностей не оберешься. Ну и товарищам по несчастью, с кем коротаешь на одних нарах срок, совестно не дать чего-нибудь… Так что остаются у посылочника крохи, да еще слава состоятельного человека. Как известно, гулаговские нравы и традиции прочно вошли в наш быт, в психологию и практику и, как мудрено выражаются социологи, прогнозируют мотивацию поведения личности. Эстрада, конечно, не ВЯТЛАГ, но знаменитый гастролер подчас выглядит так же нелепо и двусмысленно, как самый бесправный работяга-сучкоруб. Иногда, разглядывая финансовые документы "Ласкового мая" в ласкающей части "вал", я вижу, как на моих глазах этот колоссальный девятый вал рассыпается на мелкие пенные барашки.
Куда только не идут деньги из авторского гонорара…
Еще пару лет назад директора стадионов были рады любому чудаку, решившему провести на их поле выставку служебных собак или сиамских котов. Сегодня за то, чтобы фаны могли опустить свои затерханные джинсы на жесткие скамейки, директор требует в виде аренды дань, смутившую бы даже смиренных дреговичей и полян. Две тысячи рублей на бочку, иначе разговор теряет финансовый интерес.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».