Зима в стране "Ласкового мая" - [14]

За один концерт две тысячи.

А если администратор, бледнея от такой мертвой хватки, начинает намекать, что услуги должны быть адекватны требуемой сумме, директор может немедленно вышвырнуть его на зеленый газон, чтобы нахал не мешал очереди менеджеров, предлагающих "Мираж", "Кино" и Агузарову. Оптом и в розницу… А наша славная рабоче-крестьянская милиция? Еще совсем недавно она бдительно и сомоотверженно несла свой крест по охране общественного порядка, удовлетворяясь штатной заработной платой и возможностью в цветущие лета выйти на пенсию. Сейчас без тысячи рублей за концерт милиция даже не желает смотреть в сторону стадиона либо Дворца спорта.

Распространители билетов, контролеры, рабочие — все, устал перечислять. Короче, дай и дай. И все правы. Хозрасчет не приемлет сантиментов. Так что проведешь двенадцать концертов, а потом всю ночь ворочаешься в гостинице и думаешь, где наскрести денег, чтобы записать новый магнитоальбом? Ведь на студиях сейчас сидят ребята, тоже умеющие считать деньги. Да и их можно понять. Чтобы окупить крутые деки, нужно драть с гастролеров по три, а еще лучше, по четыре шкуры. Так и живем. Гоняем по кругу сумму. Правда, думаю, что она попадает в надежные руки. Только в чьи? Уверен, что и Костя Кинчев, и другие идолы бедны, как церковная мышь. Относитепьно, конечно… Но недавно я слышал, что худрук "Альянса" просил у кооперативщиков-цеховиков ссуду под разбойничьи проценты для покупки аппаратуры.

Короче, что слава? Всего лишь яркая заплата на ветхом рубище певца.

Недавно в одном южном хлебном городе за меня всерьез взялся тамошний рэкет. Вообще-то я об этом не забочусь, поскольку тройка "качков", способная за пять минут совершить все подвиги Геракла, на всякий случай оформлена в качестве рабочих при студии "Ласковый май". Но на этот раз я решил лететь туда налегке, без них, потому что администратор концертов, побывав у меня в Москве, произвел самое хорошее впечатление. Изящный юноша, с глубокими восточными глазами, прикладывающий руки к груди и цитирующий Омара Хайяма.

— Вам, Андрей, у нас очень понравится, вы полюбите нашу прекрасную землю. Вы когда-нибудь видели, как умирает над барханами солнце?

Ну, как я мог после этого появиться в кругу будущих друзей с амбалами из охраны, контрастирующими на фоне моих худощавых артистов! С легким сердцем я пошел оформлять билет. Город встретил нас терпким запахом цветов, миндаля и сладчайшим ароматом натуральных шашлыков. Все цвело и радовалось жизни. Был счастлив и я. Есть еще в нашей зеленой стране оазисы добра и сердечности, где хочется воскликнуть: "Человек человеку друг!". Правда, встретивший меня Рустам поразил странной метаморфозой. Он уже не улыбался, а прикрыл за собой дверь номера и зашептал:

— Слышь, Андрей, я внизу видел "синих".

— Каких синих? — изумился я, обалдев от пестроты восточных весенних красок. — Крашеные, что ли?

— Да ты че? — еще сильнее понизил голос Рустам. (Он походил на мальчика Мука, прямо-таки съеживаясь на глазах в размерах.)

— Причем тут крашеные? Это воры в законе. Они пришли вышибать из тебя деньги. Отдай им, пожалуйста, бабки, а то будет нехорошо.

Я вспомнил, как в "Олимпийском" ко мне подошел большой знаток жизни и ведущий телепрограммы "50x50" Минаев и, узнав, куда я лечу, многозначительно хмыкнул: "Смотри, Андрюша, Восток — дело кучерявое".

Предсказания Минаева начинали сбываться.

— А почему, собственно говоря, я должен платить этим самым "синим"?!

— Ты что, Андрюша, совсем бестолковый? У них знаешь, какие расходы… Во-первых, "травка" сейчас дорогая; во-вторых, они тоже своим паханам платят. А карты? Опять двадцать пять. Я, оказывается, должен взять на содержание каких-то таинственных "синих" злодеев и расплачиваться за их гедонизм и карточные проигрыши.

— А если я позвоню в милицию? Ведь есть же здесь Советская власть!

— Когда меня обижают, я никогда не обращаюсь в милицию, — грустно и меланхолично заметил Рустам.

— А куда ты обращаешься?

Мне, конечно, было совершенно безразлично, куда направляет свои стопы Рустам, но затейливый этикет восточного разговора требовал учтивости. Тем более что ситуация оказалась тупиковой. Я глядел в окно, где безмятежно курлыкали горлинки в синем небе, не слышался гул самолета, который мог бы прекратить весь этот абсурд и унести нас из хлебного города домой. Что делать? Мне не хотелось, чтобы повторилась история, произошедшая в одном из восточносибирских городов, где у меня прямо из гостиницы умыкнули маленького артиста и заломили такую сумму, что я впал в отчаяние, но тогда помогли комитетчики, к которым я обратился за помощью. Надо признать, что у них хорошо поставлено дело. Уже через час счастливая "звезда" и надежда "Ласкового мая" как ни в чем не бывало топталась перед заиндивевшей дверью отеля, а средних лет дядька, в котором ни за что не угадывался чекист, строго выговаривал мне за ротозейство. Там киднэпинг не прошел, но Восток, как известно, край чудес. С сибиряками, несмотря на их некоторую неразворотливость, все-таки можно договориться, а здесь?

Рустам меж тем что-то горячо говорил, но слова его долетали в виде бессвязных отрывков. Я стряхнул оцепенение и изобразил величайшее внимание.