Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки - [23]

— И все же я надену Коня Сив — милее во всем округе не найдешь!

— Дети, — предупредила она, — на столе ничего не трогайте! Я достала парадный сервиз. Ты не хочешь надевать темное?

— Нет.

— Марджи придет разодетой в пух и прах.

— Марджи понравится Конь Сив.

— Откуда тебе знать?

— Она мне сказала.

— А вот и нет!

— Написала хвалебное письмо в газету.

— Посерьезнее, Итан! Ведь ты будешь с ней любезен?

— Буду флиртовать с ней напропалую.

— Я подумала, в честь нее тебе захочется надеть черный костюм.

— Послушай, цветочек, когда я пришел, мне было плевать, буду я одетым или голым. А ты в две секунды сделала так, что, кроме Коня Сив, я ни на что иное уже не согласен!

— Из вредности?

— Именно!

Она вздохнула, точь-в-точь как Аллен.

— Что на ужин? Хочу надеть галстук в тон мясу.

— Жареный цыпленок. Неужели не унюхал?

— Унюхал. Мэри… — начал я, но договаривать не стал. А смысл? Бодаться с общенациональным инстинктом себе дороже. Она закупалась в гастрономе сети «Сэйф-Райт» — у них сегодня были куры по специальной акции. Там дешевле, чем у Марулло, хотя я беру продукты по оптовой цене. Я объяснял Мэри, что распродажи в сетевых магазинах заманивают покупателей и те набирают с десяток других товаров — просто потому, что под руку попались. Все это знают и все равно ведутся.

Лекция для Мэри-многоцветика засохла на корню. Новый Итан Аллен Хоули идет в ногу с общенациональными капризами и использует их себе во благо.

— Надеюсь, ты не считаешь это предательством, — сказала Мэри.

— Дорогая моя, понятия добродетели и греха цыпленку одинаково чужды.

— У них так дешево!

— Ты поступила мудро и хозяйственно.

— Ты надо мной потешаешься!

В спальне меня уже ждал Аллен.

— Можно посмотреть на твой меч тамплиера?

— Конечно, возьми в углу шкафа.

Сын прекрасно знал, где хранится мой меч. Пока я сбрасывал одежду, он достал кожаный чехол, вынул из ножен сверкающий клинок и принял перед зеркалом величественную позу.

— Как продвигается твое эссе?

— Чего?

— Полагаю, ты имел в виду: «Простите, не расслышал, сэр»?

— Да, сэр.

— Я спросил: как там твое эссе?

— А! Отлично.

— Не передумал писать?

— Не-а.

— Повтори-ка!

— Никак нет, сэр.

— Шляпу тоже можешь примерить. Она в большой кожаной коробке на полке. Правда, перо чуток пожелтело.

Я забрался в большую старинную ванну на львиных лапах. Любили наши предки предаваться роскоши. Я тщательно надраил тело мочалкой, словно пытаясь отмыться от разговора с Марулло и событий дня, затем побрился не глядя, нащупывая щетину кончиками пальцев. Прямо римлянин эпохи упадка империи. Причесываясь, заглянул в зеркало. Давно я не видел своего лица. Вполне можно бриться каждый день и не видеть себя, особенно если тебе все равно. Красота не глубже кожи, и еще она должна идти изнутри. Надеюсь, что так, иначе я далеко не уеду. Я не уродлив, просто, на мой взгляд, лицо у меня ничем не примечательное. Я попытался изобразить на нем благородство, суровость, гордость, радость. Ничего не вышло. Так, рожицы покорчил, не более.

Вернувшись в спальню, я обнаружил Аллена в шляпе рыцаря-храмовника. Если у меня в ней такой же нелепый вид, с масонством нужно срочно завязывать. Кожаная коробка из-под шляпы валялась на полу. Внутри выпирала подставка из картона, обтянутая бархатом. По форме она напоминала перевернутую суповую миску.

— Интересно, удастся ли отбелить страусиное перо или придется купить новое?

— Если купишь другое, можно мне взять это?

— Почему нет? Кстати, где Эллен? Давно не слышал ее визгливый голосок.

— Пишет эссе о том, как любит Америку.

— А ты?

— Пока размышляю. Принесешь мне «Пикс»?

— Боюсь, забуду. Почему бы тебе не заскочить как-нибудь ко мне в магазин?

— Ладно. Можно кое-что спросить… сэр?

— Буду весьма польщен.

— Правда, что когда-то мы владели двумя кварталами на Главной улице?

— Правда.

— И китобойные суда у нас были?

— Были.

— Ну, а куда все подевалось?

— Мы все потеряли.

— Как это?

— Просто взяли и потеряли.

— Ты шутишь.

— Чертовски серьезная шутка, если вскрыть истинные причины.

— В школе мы вскрывали лягушку!

— Повезло тебе, а лягушке не очень. Какой из галстуков мне надеть, чтобы стать красавцем хоть куда?

— Синий, — апатично ответил сын. — Послушай, как оденешься… Будет у тебя время заглянуть на чердак?

— Если тебе это важно, то время я найду.

— Придешь?

— Приду.

— Ладно. Я поднимусь наверх и включу свет.

— Пара минут мучений с галстуком, и я с тобой.

На голых ступенях шаги Аллена прозвучали неожиданно гулко.

Если я завязываю галстук вдумчиво, то он всегда перекручивается, однако стоит позволить пальцам действовать самим по себе, и все выходит как нельзя лучше. Поэтому я смело передал моим рукам все полномочия и принялся думать о чердаке старинного дома Хоули — моем доме, моем чердаке. Он вовсе не похож на темную, заросшую паутиной тюрьму, где ютятся сломанные и ненужные вещи. На чердаке есть окошки со старинными стеклами, проходя через которые солнечный свет становится бледно-лиловым, а изображение искажается — будто смотришь на мир сквозь воду. Хранящимся на чердаке книгам не грозит свалка или приют для моряков и членов их семей; они чинно стоят по полкам и ждут, когда их обнаружит следующее поколение Хоули. Еще туда вынесены большие старые кресла — некоторые за немодностью, некоторые продавлены, со сломанными пружинами. Пыли там нет. Уборка в доме включает и чердак, а поскольку большую часть времени он заперт, то пыли неоткуда взяться. Помню, как в детстве, устав рыться в бриллиантовых россыпях книг, в пору душевных невзгод или в переломные моменты жизни я забирался на чердак, сжимался в комок на старом продавленном кресле и часами сидел в лучах лилового света, сочившегося из окна. Я рассматривал грубо обтесанные балки, которые поддерживают крышу, изучал, как они соединяются друг с другом и крепятся дубовыми штырями. В дождь, когда вода шелестит по крыше или ревет зверем, чердак — прекрасное и надежное укрытие от непогоды. И, конечно, освещенные лиловым светом книги — детские книжки с картинками, хозяева которых давно выросли, родили своих детей и умерли: подборка «Болтунишки» и «Ролло»; богато иллюстрированная серия «Стихийные бедствия» — «Пожары», «Наводнения», «Цунами», «Землетрясения»; «Ад» Данте с гравюрами Гюстава Доре, между которыми, будто кирпичи забиты, квадратные терцины поэмы; надрывающие сердце сказки Ганса Христиана Андерсена; жестокие сказки братьев Гримм, от которых кровь стынет в жилах; «Смерть короля Артура» с гравюрами Обри Бердслея — существа болезненного и извращенного — довольно странный выбор для величественного и мужественного Мэллори.