Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки - [22]

— Как давно ты приехал с Сицилии?

— Сорок семь лет назад. Очень давно.

— Выезжал туда?

— Нет.

— Почему бы не съездить погостить?

— Зачем? Все стало другим.

— Неужели не интересно, что там и как?

— Не очень.

— Родственники живы?

— Конечно, брат с семьей, у него уже и внуки пошли.

— Неужели не хочется их повидать?

Он посмотрел на меня так, как я сам разглядывал Марджи — словно увидел впервые.

— Что у тебя на уме, малыш?

— Не могу видеть, как ты мучаешься артритом. Подумал, что на Сицилии сейчас тепло. Может, боль уйдет.

Он поглядел на меня настороженно.

— Что с тобой?

— В каком смысле?

— Ты изменился.

— А! Есть пара хороших новостей.

— Работу не бросишь?

— Пока вряд ли. Если захочешь съездить в Италию, то я пригляжу за магазином до твоего возвращения.

— Что за новости?

— Пока не скажу. Все неопределенно… — Я поводил ладонью взад-вперед.

— Деньги?

— Вероятно. Послушай, ведь ты богат. Почему бы не поехать на Сицилию и не показать всем, каковы американские богачи? Погрейся на солнышке. С магазином я справлюсь, сам знаешь.

— Ты не прекратишь на меня работать?

— Нет, черт возьми! Ты знаешь меня достаточно, чтобы понимать — я тебя не предам.

— А ты изменился, малыш. Почему вдруг?

— Я же говорю — есть новости. Поезжай понянчить бамбини.

— Там я чужой, — задумчиво протянул Марулло, хотя заронить некое зернышко мне удалось.

Еще я знал, что ночью он примчится проверять книги — этот сукин сын не верит никому.

Не успел он выйти за порог, и тут же нарисовался агент «Би-Би-Ди-энд-Ди», совсем как вчера.

— Я не по делу. На выходные собираюсь в Монток, решил заскочить по дороге.

— Отлично, — сказал я, протягивая ему бумажник с торчащей из него двадцаткой. — Как раз хотел вам вернуть.

— Черт, напрасно вы так. Я же сказал, что пришел не по делу.

— Заберите.

— К чему вы клоните?

— Там, откуда я родом, так скрепляют договор.

— Вы что — обиделись?

— Вовсе нет.

— Тогда в чем дело?

— Забирайте, по ценам мы пока не сговорились.

— Господи Иисусе! «Вэйландс» предложил вам больше?

— Нет.

— Тогда кто? Чертовы дискаунтеры?

Я сунул двадцатку ему в нагрудный карман позади аккуратно сложенного носового платка.

— Бумажник оставлю, — сказал я. — Он мне понравился.

— Послушайте, мне надо согласовать все с руководством! Подождите, скажем, до вторника. Я вам позвоню, назовусь Хью.

— Как угодно, звонок-то за ваш счет.

— Дождитесь звонка, ладно?

— Дождусь, — пообещал я. — Порыбачить собрались?

— Нет, я только охочусь, и то лишь на цыпочек. Пытался зацепить тот лакомый кусочек — Марджи. Да не вышло. Чуть голову мне не откусила! Никогда их не поймешь.

— Они все страньше и страньше[11].

— Вот уж взаправду, — согласился он. Я лет пятнадцать не слышал этого выражения. Вид у него стал озабоченный. — Ничего не предпринимайте, пока не позвоню! Господи, я-то думал, что развожу деревенского парня…

— Не собираюсь предавать хозяина за бесценок.

— Очуметь! Вот вы и подняли ставку.

— Я просто отказался от взятки, если уж говорить начистоту.

Похоже, я действительно изменился. Парень меня зауважал, и это мне понравилось. Да что там, я был счастлив! Шельмец решил, что я такой же, как он, только ловчее.

Незадолго до закрытия позвонила Мэри.

— Итан, — начала она, — обещай не злиться…

— На что, мой цветик?

— Ну, она такая одинокая, и я подумала… В общем, я пригласила Марджи на ужин.

— Почему бы и нет?

— Ты не сердишься?!

— Нет, черт возьми!

— Не сквернословь. Завтра же Пасха!

— Кстати, завтра к четырем мы идем к Бейкерам. Так что наведи красоту!

— Мы пойдем к ним домой?

— Да, на чай.

— Придется надеть платье, в котором я хотела идти на пасхальную службу.

— Здоровски здорово, моя сладкая кочерыжка!

— Ты не сердишься из-за Марджи?

— Люблю тебя! — заверил я.

Нет, ну правда. Кроме шуток. А в голове пронеслось: какими же сволочами мы, мужики, иногда бываем.

Глава 5

Я прошел по Вязовой улице, свернул на дорожку, усыпанную гравием, и остановился перед старинным домом. Он выглядел иначе. Я почувствовал, что он мой. Ни Мэри, ни отца, ни Старого Шкипера — только мой. Хоть продай, хоть сожги, хоть оставь как есть.

Не успел я подняться на пару ступеней, как дверь с проволочной сеткой распахнулась и наружу с воплями вылетел Аллен.

— Где «Пикс»? Ты принес мне «Пикс»?

— Нет, — ответил я. И — о чудо из чудес! — он не стал возмущаться и стенать. И к матери не побежал, призывая ее в свидетели и канюча, что я обещал принести ему хлопья.

Он вздохнул и тихо ушел.

— Доброго вечера, — сказал я вслед его удаляющейся спине.

Он остановился.

— Доброго вечера, — повторил Аллен, будто это была фраза на иностранном языке, которую он только что узнал.

В кухню вошла Мэри.

— Ты постригся, — отметила она. Любую мою странность она списывает на лихорадку либо на стрижку.

— Нет, моя завитушка, я не стригся.

— Я тут вертелась как белка в колесе, чтобы все подготовить.

— Зачем?

— Я же говорила, на ужин придет Марджи.

— Помню, но зачем так суетиться?

— К нам в гости сто лет никто не приходил!

— Твоя правда. Вот уж правда так правда.

— Надеюсь, ты наденешь черный костюм?

— Нет, пусть будет Конь Сив — скромный серый.

— Почему не черный?

— В нем я иду завтра в церковь, боюсь помять.

— Я могу выгладить его утром.