Зима стальных метелей - [46]

— Не будем, значит, Смольный брать? — Меркулов уточнил.

— Если только вдвоем, — говорю. — Давай пока отложим, девушкам без нас грустно будет. Следовательно — незачем людей здесь класть. Вывозим трофеи из захваченной части города, и уходим в цитадель. Сутки у нас есть, если за это время нам дадут подкрепления, хотя бы два полка — тогда мы город удержим. Но нам не дадут — Гоша Жуков город грабит перед отъездом. У него сейчас двадцать семь дивизий против семи дивизий Лееба, а реальных успехов-то нет. Окружение не прорвано. У немцев танков нет, у Жукова танковый завод каждый день четыре тяжелых танка делает, и это тоже генералу не помогает. Это же величайшая загадка истории — как эта бездарность стала считаться стратегом! Кто к нему поедет — пропадет не за грош. Если только самим подкрепления найти, но это без меня — как говорил уже, устал сильно. Все. Высказался.

Коньяк одним глотком допиваю и встаю.

— Мы тут квартиру нашли, пошли — посмотришь, — девушка Леночка меня под руку берет.

— Какая квартира? Та, где деньги лежат? Прямо на блюдечке с голубой каемочкой? — ох и развезло же меня.

— Да, да, — шепот нежный.

Это же заговор. Две на одного! Ирка молодую девушку явно решила обмануть. Только она просчиталась, нет молодца сильнее винца, а уж полстакана коньяка натощак после боя и стрельбы из гаубицы любого свалят. Меня стали раздевать нежные женские руки.

— Брысь, — говорю, — сам. И раньше чем через два часа меня не будить.

Скидываю все с себя, один пистолет на тумбочку, револьвер казенный — в сапог. Улыбнулся интриганкам.

— Не скучайте, — говорю, — жизнь прекрасна.

И выключился начисто.

Когда глаза открыл, в комнате уже никого не было. Умненькая Ирочка подстраховалась, моей одежды в пределах видимости тоже не было.

Какие пустяки, однако. Завернулся в штору и вылез прямо в окно, благо этаж оказался первым. Иду, крадусь по кустам.

— Ты сам подумай, город отбили, а у нас ни одного раненного нет! Как это называется? — слышу, солдатики меж собой беседуют.

Грамотное снайперское прикрытие это называется, думаю я.

— Чудо! — отвечают вслух.

— Точно, чудо! — уже хором.

Черт, можно основать новую религию святого Павла и его пуговиц счастья….

Но хорошо, что раненых нет. Вижу, бежит гальванер Васечкин по своим гальванерским делам.

— Эй, Васечкин, поделись с несчастным, дай мне бушлатик поносить. Я тебя за это перед смертью добрым словом помяну, — говорю ему из зарослей.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — обрадовался он. — А вас товарищ майор с обеда ищет, а вы потерялись.

— Я не потерялся, а нашелся. И ты мне бушлат дашь, или мне так в шторе и идти через весь город на причал?

Пришли к консенсусу. Я в шторе и бушлате сижу в кустах, а Васечкин находит Михеева или Меркулова и приводит их сюда. Десять минут пролетели незаметно, задремал я на свежем воздухе, и вскоре я уже оказался в шумной компании Паши Астахова, Екатерины и Меркулова. Человек пять охраны и порученцев не учитываю, но они тоже были. Пашу берегли. Штору свернул, форменку на голое тело натянул, красота!

Тут как раз буксир потянул танкер с дизтопливом на остров, и я успел на него заскочить.

— Полковник поехал в Новую Ладогу, подкреплений у управления лагерями просить, а Снегирев — в Ленинград, докладывать об освобождении части города и тоже за подкреплениями, — сообщил мне Астахов.

- ****ь! Его же и расстреляют — за то, что весь город не освободил! Эх, скверно-то как…. Дай мне буксир на десять минут, пусть меня на наш берег Невы высадят, пойду вдогонку, может, успею, — говорю я Паше, скидывая бушлат.

И бегом к своим вещам на нашу баржу — переодеваться.

Глава 6

Высадили меня на берегу, и сразу начались неприятности.

— Вас, товарищ подполковник, желает видеть начальник особого отдела полка, — заявляет мне младший лейтенант.

Где же ты выросло, чучело дремучее, что капитана НКВД не можешь от пехотного подполковника отличить? Или не хочешь? Или что-то демонстрируешь?

— Не возражаю, — говорю. — Пусть бежит сюда и смотрит на меня, красавца. Только быстрее, поскольку тороплюсь зело. Паки ибо.

Лейтенантик обиделся и начал грубить.

— Приказано доставить, — чеканит. — Иванов, Петров, Сидоров! Ко мне! Отведите этого в особый отдел. И расписку возьмите, что доставили.

А армейские особые отделы — это отдельная песня. Наша Красная Армия вообще образование особое, поэтому ей без особых отделов никак не выжить. Сразу погибнет.

Красная Армия создавалась из отрядов грабителей, бандитских шаек и прочей сволочи. Во главе ее встали отъявленные гады. Спорить не будем, кто не согласен, пусть в учебник истории посмотрит. Из всего старого руководства остались в живых только три маршала — Ворошилов, Буденный и Тимошенко. Остальных пришлось расстрелять или забить ледорубами. Кто-то под машину попал, кого-то ревнивый муж убил, но это все в этом диапазоне. Выжили те, кто полностью покорился вождю, или убежал от него далеко-далеко. И весь этот сброд надо было кормить, поить, вразумлять, убирать за ними фекалии и вооружать. А помимо этого товарищу Сталину еще надо было строить социализм в отдельно взятой стране и уничтожать старую партийную гвардию, а она была куда страшнее и опаснее армейского руководства. Советские полководцы — всего лишь инструмент политики, острый топор в руках партии. Не больше. Но и не меньше. Реальной власти у них никогда не было. За каждым командиром присматривали, загибай пальцы, товарищ: комиссар, он же политрук, замполит, кадровое око партии в части, начальник особого отдела со своими сотрудниками и агентурой, в просторечии — стукачами. Далее: военная контрразведка, военная прокуратура, инспекция по делам личного состава, политуправления всех вышестоящих штабов (армии, округа) и за всеми сверху глядит недреманное око Мордора, с добрым прищуром глаз ЧК-ГПУ-НКВД. Следит, чтобы не сговорились рабы лукавые.