Зима мира - [324]

– Да.

– Я сделала это для Валли.

Карла потрясенно ахнула. Такое ей в голову не приходило, но это было вполне понятно. Она могла поверить, что Фрида пойдет на такую жертву ради нее и ее ребенка.

Но чувствовала она себя отвратительно. Потому что ответственность за то, что Фрида торговала собой, была на ней.

– Это ужасно! – сказала Карла. – Не надо было этого делать. Мы бы как-нибудь справились.

Фрида вскочила с крутящегося фортепианного стула, все еще с ребенком на руках.

– Да не справились бы вы! – яростно отрезала она.

Валли испугался и заплакал. Карла взяла его и стала качать, гладя по спинке.

– Вы бы не справились, – сказала Фрида уже тише.

– Откуда ты знаешь?

– Всю эту зиму к нам в больницу приносили младенцев – голеньких, завернутых в газеты, умерших от голода и холода. Я просто не могла на них смотреть.

– О господи… – Карла крепко обхватила Валли.

– Когда они замерзают насмерть, то становятся такого особенного синеватого оттенка…

– Перестань!

– Я должна была сказать тебе, иначе ты бы не поняла, почему я это сделала. Валли стал бы таким же синим замерзшим младенцем.

– Я понимаю, – прошептала Карла. – Я понимаю.

– Перси Хикс – добрый человек. Дома, в Бостоне, у него есть некрасивая жена, а красивее меня он в жизни никого не видел. Он милый, кончает быстро и всегда пользуется презервативами.

– Ты должна это прекратить, – сказала Карла.

– Ты не можешь всерьез этого требовать!

– Не могу, – созналась Карла. – И это – хуже всего. Я чувствую себя такой виноватой. Я действительно виновата.

– Ты не виновата. Я сама приняла это решение. Перед немецкими женщинами стоит трудный выбор. Мы расплачиваемся за легкий выбор немецких мужчин, сделанный пятнадцать лет назад. Таких, как мой отец, думавших, что Гитлер будет полезен для дела; и таких, как отец Генриха, что голосовал за Закон о чрезвычайных полномочиях. Грехи отцов ложатся на их дочерей.

Раздался громкий стук в парадную дверь. В следующий миг они услышали быстрые шаги – это Ребекка пробежала наверх прятаться, просто на всякий случай, если это красноармейцы.

Потом они услышали голос Ады:

– Ах, это вы! Здравствуйте!

Она говорила удивленно и немного взволнованно, но не испуганно. Интересно, подумала Карла, кто бы мог вызвать у служанки именно такую реакцию.

Потом на лестнице послышалась тяжелая мужская поступь – и вошел Вернер.

Он был грязный, оборванный и худой, как жердь, но с широкой улыбкой на красивом лице.

– Это я! – воскликнул он радостно. – Я вернулся!

Тут он увидел ребенка. Он открыл рот, улыбка исчезла.

– О… – сказал он. – Что… Кто… Чей это ребенок?

– Дорогой, это мой ребенок, – сказала Карла. – Позволь, я объясню…

– Объяснишь? – с гневом воскликнул он. – Какие тут нужны объяснения? Ты родила ребенка от другого!

Он повернулся, чтобы уйти.

– Вернер! – вскричала Фрида. – В этой комнате – две женщины, которые любят тебя! Не уходи, пока не выслушаешь нас. Ты не понял.

– Думаю, я все понял.

– Карлу изнасиловали.

Он побледнел.

– Изнасиловали? Кто?!

– Я не знаю их имен, – сказала Карла.

– Имен?.. – Вернер осекся. – Значит… это был не один?

– Пять солдат Красной Армии.

– Пять? – Его голос перешел в шепот.

Карла кивнула.

– Но… ты разве не могла… я хочу сказать…

Фрида сказала:

– Меня тоже насиловали. И маму.

– Господи боже, что же здесь творится?

– Здесь – ад, – сказала Фрида.

Вернер тяжело опустился на потертый кожаный стул.

– Я думал, что это я был в аду, – сказал он и закрыл лицо руками.

Карла прошла через комнату и подошла к нему, все еще держа на руках Валли.

– Вернер, посмотри на меня, – сказала она. – Пожалуйста.

Он поднял голову, его лицо было искажено болью.

– Ад закончился, – сказала она.

– Так ли?

– Да, – твердо сказала она. – Жизнь тяжела, но нацистов больше нет, война кончена, Гитлер мертв, а насильников-красноармейцев более-менее держат в узде. Кошмар кончился. И мы оба – живы и вместе.

Он потянулся к ней и взял ее за руку.

– Ты права.

– У нас есть Валли, а через минуту ты познакомишься с пятнадцатилетней девочкой по имени Ребекка, которая каким-то образом стала моим ребенком. Мы должны создать новую семью из того, что нам оставила война, точно так же, как приходится строить новые дома из обломков, лежащих на улицах.

Он кивнул, соглашаясь.

– Мне нужна твоя любовь, – сказала она. – И Ребекке с Валли – тоже.

Он медленно встал. Она смотрела на него, ожидая ответа. Он ничего не сказал, но после долгого раздумья поднял руки к ней и ребенку – и нежно обнял их обоих.

IV

По все еще действующим законам военного времени британское правительство имело право открыть угольную шахту где угодно, независимо от желания землевладельца. Компенсация полагалась лишь за потерю дохода от фермерской земли или коммерческого объекта.

Билли Уильямс как министр угольной промышленности принял решение об открытых угольных разработках на землях Ти-Гуина, величественной резиденции графа Фицгерберта, расположенной в окрестностях Эйбрауэна.

Никакой компенсации не полагалось, так как объект был не коммерческий.

На скамьях консерваторов в палате общин поднялся шум.

– Ваша гора шлака окажется прямо под окнами спальни графини! – возмущенно произнес один тори.