Зигзаги судьбы - [27]

Шрифт
Интервал

В какой-то момент температура на градуснике упала до -59 и застыла на этом делении.

Окна замерзли до самого верха. Снаружи не было ни единого движения, ни дуновения ветерка, только иногда из леса доносились короткие сухие выстрелы — деревья трескались от мороза. Вся природа замерла в этом белом безмолвии, как застывшая картина на холсте.

Деревня, казалось, вымерла. Все сидели по домам, и из печных труб шел дым, уходя в ледяную высь вертикальными столбами. Собаки целиком зарывались в снег и их было видно только по снежным холмикам и струйкам пара.

Нам по-прежнему надо было ходить на ферму. На таком морозе щеки и нос начинали белеть и через несколько минут пропадала чувствительность, так что приходилось за этим следить и регулярно их растирать, чтобы не отморозиться. Плевок на лету замерзал в ледышку. Мы закутывались как могли, но Влад все равно быстро превращался в Деда Мороза — брови, ресницы, усы и борода моментально обрастали инеем и сосульками.

Градусник простоял на делении -59 ровно неделю, а потом пришло «потепление» — температура повысилась до -33. Засидевшись дома, наша и соседская детвора с криками: «Ура, потеплело!» — высыпала на улицу. Дети рыли пещеры в сугробах и радостно валялись в снегу. В природе появилось движение, окна опять оттаяли до середины, и жизнь вошла в свое русло.

Так как Вадик постоянно жил в «нижнем ярусе», где температура у пола была почти всегда близка к нулю, он ходил дома в свитере и валенках, руки и нос у него почти все время были холодные, но он при этом никогда не болел.

На второй год мы построили баню, и по субботам у нас был банный день. Начинали топить днем и к вечеру шли париться. Баня стояла горячая до следующего утра, и в воскресенье я обычно устраивала стирку.

Надо сказать, что домашний быт, работа в школе и на ферме отнимали много времени. Тем не менее я как-то успевала поиграть или почитать с детьми, попеть под гитару, испечь какие-нибудь пирожки или тортики. Печка, которую сложил Влад, была удивительной. В ее топке можно было печь хлеб, запекать в фольге мясо или птицу, ставить в нее на ночь кашу, и к утру все было еще горячее. С вечера я ставила туда молоко в глиняной крынке, и наутро получалось топленое молоко, затянутое сверху толстой коричневой корочкой. Если его заквасить сметаной, получалась вкусная ряженка.

Прясть и вязать было моим любимым занятием. Как-то мы распороли старый спальный мешок и обнаружили, что он набит добротной верблюжьей шерстью. Я эту шерсть расчесала, спряла и связала Владу для охоты толстый верблюжий свитер и носки.

А еще мы делали зимой домашнее мороженое. У нас была специальная машинка-мороженица, в которую наливали сливки с сахаром, включали и выставляли на веранду. Машинка крутилась, взбивая сливки, и по мере замерзания содержимого, постепенно замедлялась и останавливалась. Дети по-очереди бегали к двери и слушали: жужжит или не жужжит? Если тихо, значит мороженое готово. Ура!

Так как электричество у нас бывало только эпизодически и холодильника не было, летом мы держали портящиеся продукты в подполе. А только что пойманных карасей заворачивали в крапиву и держали в яме, выкопанной в земле. Из-за вечной мерзлоты там всегда было прохладно, караси засыпали и долго оставались свежими. Так нас научили местные жители.

Сейчас, вспоминая нашу жизнь в Наканно, я удивляюсь, каким образом, живя практически без электричества и элементарных бытовых удобств, без телевизора, компьютера и телефона, мы успевали столько всего делать: колоть дрова, топить три раза в день печки, печь хлеб и готовить еду, растить огород, заниматься с детьми, работать в школе и на ферме, прясть, вязать, рисовать, ходить за грибами и за ягодами, косить, рыбачить, охотиться, ходить в гости, устраивать музыкальные посиделки, а в клубе — спектакли и концерты… При этом не было непрерывной суеты, беготни и постоянного стресса, что ничего не успеваешь. Такого понятия как «стресс» не было вообще. Были необходимые житейские дела и иногда трудности, с которыми надо было справляться и двигаться дальше. Как будто мы жили в ином временном измерении, где время подстраивалось под нас и вписывалось в наш график, а не наоборот.

Зайчик

Была у нас с детьми такая игра: когда они засыпали вечером, мы клали каждому под подушку что-нибудь вкусненькое — конфету, орешек, печенюшку. Это были гостинцы от зайчика. Просыпаясь утром, дети первым делом лезли под подушку посмотреть, что им принес зайчик. Понятно, что для Маши и Егора это была просто игра, зато Вадик свято верил в существование зайчика и всегда про него расспрашивал: как он выглядит, где живет и почему никогда не показывается. В конце ноября Вадику должно было исполниться три года. За несколько дней мы сказали ему, что получили записку от зайчика, в которой он приглашает Вадика в день его рождения к себе в гости в лесную избушку. Вадим очень возбудился и стал с нетерпением ждать дня рождения. Старшим детям мы тоже ничего не сказали. Накануне, взяв пилу, Влад пошел в лес строить домик, а я по секрету испекла маленький торт. В день рождения, когда стемнело, Влад отнес торт в избушку и зажег на нем три свечки. Мы все тепло оделись и отправились в лес. Все дети с интересом ждали, что же будет, но больше всех радовался и волновался Вадик — наконец-то он увидит, где живет зайчик. В лесу мерцал огонек. Подойдя ближе, все дети онемели и разинули рты: на полянке стояла сказочная ледяная избушка, она вся светилась изнутри, и в ледяном окошке блестел огонек. Внутри тоже из льда была сделана ледяная скамеечка и стол, на котором стоял тортик с тремя свечками. Рядом лежала записка. В ней зайчик сообщал, что ему срочно пришлось уйти по делам, но он оставил для Вадика в подарок торт со свечками.


Еще от автора Мария Вадимовна Гиппенрейтер
Бегство к себе

Перед вами история взросления дочери знаменитого детского психолога Ю. Б. Гиппенрейтер — Марии Гиппенрейтер.


Рекомендуем почитать
Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Валенсия и Валентайн

Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.


Магаюр

Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.