Зигмунд Фрейд - [7]
Старясь как можно скорее забыть свой конфуз, я назвал ее Бертой… Через несколько дней, к моему горькому сожалению, мне пришлось разрушить их любовную идиллию. Для эксперимента по мышечной рефлексии понадобилась лягушка… Я выбрал Зигмунда… Взяв в руки скальпель, я проколол ему голову насквозь… Он дернул пару раз лапкой и безжизненно замер…
– Ну что ж! – подал голос Дэвид и, взглянув на часы, привстал с кресла. – Для первого раза, я думаю, хватит. Как вы сами и напутствовали своих последователей, сеанс должен быть не более сорока – пятидесяти минут.
– Второе условие, сеанс не может быть дешевым, чтобы клиент ощущал, за что он платит, – напомнил Зигмунд, с хитринкой улыбнувшись своему личному психотерапевту.
– Я запишу это вам в кредит! Рассчитаемся позже! – отшутился Дэвид.
– Такой вариант меня устраивает, – одобрил предложение Зигмунд, не спеша покидать кушетку.
– Вы знаете… История с лягушками… она произвела на меня впечатление… – задумчиво произнес Дэвид, терпеливо ожидая, пока Зигмунд решится последовать за ним.
– О! Это вы еще не слышали моей истории о речных угрях! – оживился Зигмунд.
– Речные угри? – Дэвид озадаченно сел обратно в кресло.
Зигмунд полыценно засиял.
– Клаус поставил передо мной задачу! – довольно начал он свое новое повествование. – Выявить гонадическую систему угря! Нужно сказать, что, несмотря на бесчисленные попытки, предпринимаемые столетиями со времен Аристотеля, никто так и не смог обнаружить яички зрелого самца угря! Трудность такого выявления связывали, как правило, с его необычной миграцией перед брачным периодом. Все дело в том, что яички у угрей можно обнаружить лишь в брачный сезон, но в это время угри находятся в море, где их никто не вылавливал. Однако в 1874 году доктор Сирский описал маленький дольчатый орган угря и предположил, что он представляет собой недостающие яички. Мне поручили проверить это открытие! Я препарировал около четырехсот угрей и обнаружил у многих из них орган Сирского. Микроскопические исследования гистологической структуры данного органа подтвердили высокую вероятность того, что найденный мною орган являлся незрелым семенником. Мой преподаватель был вполне удовлетворен моей работой. Но несмотря на то, что это был явный прорыв в серии подобных исследований, который подтверждал предположение Сирского, я был по-юношески слишком честолюбив, чтобы считать свою находку победой в науке. Мне хотелось предоставить миру неопровержимые доказательства наличия яичек у самцов угря. Полностью посвятив свое время решению этой задачи, я фактически начал бредить угрями. Они стояли у меня перед глазами и днем и ночью. Мне стали сниться кошмарные сны… Длинные, как шланги, угри с болтающимися бычьими яйцами… Шипя и извиваясь, они вырывались из моих рук и пытались парить в воздухе, но под тяжестью яиц падали мне на голову, отчего однажды я даже проснулся посреди ночи в холодном поту… Наутро меня осенило. Я понял, что наш разум подсознательно ищет в природе сходство с фаллическим символом.
– Невероятно! – потрясенный услышанным, Дэвид разинул в изумлении рот.
– Дэвид!.. Дэйв!.. Ты дома? – послышался женский голос снизу. Дэвид вздрогнул, словно прийдя в себя.
– Это моя жена, – лаконично объяснил он.
– Как хорошо, что ты уже дома, дорогой! – обрадовалась она спускающемуся по лестнице мужу, ставя на пол несколько бумажных пакетов. – Мы только что из Хэрродс, привезли вкусненького на ужин. Ребята, не забудьте помыть руки! – кратко отчитавшись, строго обратилась она к троим детям, выскочившим из-за ее спины и стремглав помчавшимся в гостиную комнату.
– Если ты не занят, то не мог бы… Ой, извините! Я не заметила вас сразу! – повернувшись снова к мужу, опешила она, увидев на лестнице появившегося за ним старика.
– Ничего страшного. Со мной такое часто случалось, – иронично произнес Зигмунд, элегантно поклонившись, как он успел оценить, уточненной и весьма эффектной женщине.
– Моя супруга Рейчел… – представил Дэвид жену и пробежался взглядом по застывшим у входа в гостинную детям. – Арон, наш старший. Ему одиннадцать лет. Ребекке семь лет и Натану, младшему, пять.
– Очень приятно. Зигмунд, – представился семейству гость Дэвида, расплывшись в доброй улыбке.
– Зигмунд! – воскликнула Рейчел. – Вы так похоже на…
– Вуди Аллена? – подсказал тот, лукаво подмигнув ей.
– Да… И на него тоже… – растерянно протянула она.
– Дорогая, на пару слов? – позвал Дэвид жену, незаметно покосившись на кухню.
– Да… Конечно… – ничего не понимая, она последовала за ним.
– Ты папин пациент? – осмелела девочка, подойдя к Зигмунду, пока родители о чем-то возбужденно перешептывались на кухне.
– Думаю, что да, – ответил Зигмунд, робко подсматривая за Рейчел, которая с отвисшей челюстью испуганно вертела головой, поглядывая то на него, то на супруга. Видимо, дар убеждения мужа взял вверх над чудовищным смятением, которое, как январский снег в Лондоне, внезапно свалилось на нее. Выдохнув и решительно вытянув руки по швам, она встряхнула головой и с несколько искусственной улыбкой на лице вышла из кухни.
– Зигмунд, вы не останетесь у нас на ужин? Это было бы большой честью для нас! – стараясь держаться естественно, обратилась она к таинственному гостю.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Мемуары выдающегося менеджера XX века «Моя жизнь» – одна из самых известных настольных книг предпринимателей, в которой содержится богатейший материал, посвященный вопросам организации деятельности. Выдержав более ста изданий в десятках стран мира, автобиография Генри Форда не потеряла своей актуальности для многих современных экономистов, инженеров, конструкторов и руководителей. За плечами отца-основателя автомобильной промышленности Генри Форда – опыт создания производства, небывалого по своим масштабам и организации.
«Без любви жить легче» – это воспоминания человека, который «убивал на дуэли, чтоб убить, проигрывал в карты, проедал труды мужиков, казнил их, блудил, обманывал», но вечно стремился к благу и, оценивая прошлое, искренне раскаивался во всем содеянном. Приступая к изложению «трогательной и поучительной» истории своей жизни, Л. Н. Толстой писал: «Я думаю, что такая написанная мною биография будет полезнее для людей, чем вся та художественная болтовня, которой наполнены мои 12 томов сочинений…» Перед вами исповедь горячего сердца, которое металось от безверия к отрицанию искусства, но вечно стремилось к внутренней правде: «Когда я подумал о том, чтобы написать всю истинную правду, не скрывая ничего дурного моей жизни, я ужаснулся перед тем впечатлением, которое должна была бы произвести такая биография.».
«Живу до тошноты» – дневниковая проза Марины Цветаевой – поэта, чей взор на протяжении всей жизни был устремлен «вглубь», а не «вовне»: «У меня вообще атрофия настоящего, не только не живу, никогда в нём и не бываю». Вместив в себя множество человеческих голосов и судеб, Марина Цветаева явилась уникальным глашатаем «живой» человеческой души. Перед Вами дневниковые записи и заметки человека, который не терпел пошлости и сделок с совестью и отдавался жизни и порождаемым ею чувствам без остатка: «В моих чувствах, как в детских, нет степеней».Марина Ивановна Цветаева – великая русская поэтесса, чья чуткость и проницательность нашли свое выражение в невероятной интонационно-ритмической экспрессивности.
Когда подняли безымянную плиту, под нею оказались еще несколько тяжелых плит (две были отлиты из металла). Император покоился в четырех гробах, заключенных друг в друга. Так англичане стерегли его после смерти… Наконец открыли последний гроб. В истлевшей одежде, покрытый истлевшим синим плащом с серебряным шитьем (в нем он был при Маренго), император лежал совершенно… живой. Он был таинственно не тронут тлением!