Зигмунд Фрейд - [59]

В завершающие минуты лекции Фрейд снова похваляется, что его выводы «основаны на трудоемком индивидуальном обследовании пациентов, что во многих случаях заняло сто или более часов работы». Цифра поразительная. На пятнадцать случаев вместо восемнадцати (учитывая его оговорку «во многих случаях») это составляет более полутора тысяч часов психоанализа. Позднее, работая только аналитиком, Фрейд мог шесть дней в неделю проводить по восемь часовых сеансов в день. Даже если предположить, что его рабочие дни были заняты только этими случаями и не прерывались отдыхом, этот анализ занял бы у него семь или восемь месяцев до января 1896 года, когда он написал первую статью о девятнадцати пациентах. И за более длительный срок такая работа невероятна. Кроме того, он занимался и другими случаями – к нему обращались не только истерики, да и среди истериков наверняка некоторые прекращали лечение или оказывались не подходящими для исследований.

Это утверждение ничем не подтверждается и в переписке с Флисом. В течение 1895 года Фрейд работал то много, то мало. В начале года его очень отвлекали проблемы с собственным носом и сердцем, а также операция у Эммы Экштейн (возможно, она была одним из этих восемнадцати истериков, потому что, по словам Фрейда, когда какой-то Эмме было двенадцать, ее через одежду ощупывал продавец). В апреле он рассказал Флису, что теперь у него «очень редки» случаи невроза, хотя месяц спустя у него было очень много таких пациентов. Летом, когда он отдыхал в «Бельвю» и в горах, практика Фрейда приостанавливалась. А до 8 октября в письмах нет никакого указания на теорию совращения. Только в тот день он сообщил Флису, что считает секс до пубертации «обязательной причиной» истерии.

Проводил ли он в то же время свои восемнадцать или девятнадцать анализов, долгие месяцы ничего не говоря об этом своему другу? И мог ли он одновременно достичь самых ранних воспоминаний в каждом из них? 16 октября, восемь дней спустя после первого сообщения, он объявляет, что «разгадал загадки» и два типа невроза, истерия и навязчивые неврозы, «в основном побеждены».

Возможно, Фрейд просто использовал некоторые обстоятельства жизни пациентов в своих целях – потерянное время, утраченную любовь, неприятные воспоминания своей вины. Он услышал достаточно, чтобы заинтересоваться самыми личными воспоминаниями – детским стыдом и удовольствием, которые большинство носит в себе, не полностью забывая и по-настоящему не помня. Такие воспоминания были и у самого Фрейда, как он вскоре признался. Возможно, он начал анализировать более ранние случаи, которыми занимался еще до того, как психоанализ получил свое название. Быть может, он делал ретроспективный анализ, обдумывая идеи до тех пор, пока не смог объединить их и представить результат в виде «научной теории». Не исключено, что к этим сточасовым случаям Фрейд отнес и старых пациенток вроде Фанни Мозер и Анны фон Либен. Он посвятил им достаточно много времени, и они могли поделиться с ним сексуальными воспоминаниями, о которых он ничего не писал. Неизвестно, что происходило за дымовой завесой Фрейда.

Многие годы после его смерти никто не ставил под сомнение его утверждения о том, как он создал свою теорию. Переписка с Флисом была недоступна, да и в любом случае с Фрейдом не спорили. Теперь есть реальные предположения, что Фрейд создал теорию совращения на основе творческих догадок. Возможно, именно так и создаются научные открытия, но Фрейд-то говорил совсем об ином. Он утверждал, что скрупулезно накапливал фактический материал. Такие сомнительные утверждения вредят самому психоанализу вне зависимости от того, верна теория совращения или нет.

Доказательства заключались в людских воспоминаниях. Это допускало любую неточность, потому что детские воспоминания отрывочны и их трудно проверить. Фрейд признал в своей апрельской лекции, что это сложно. «До применения анализа, – писал он, – пациенты ничего не помнят об этих [сексуальных] сценах». Аналитику приходится убеждать их. «Только сильнейшее принуждение со стороны врача может заставить их воспроизвести их».

Когда эти воспоминания поднимаются на поверхность, пациенты испытывают «сильные ощущения», которые вызывают у них чувство стыда, а впоследствии утверждают, что «как будто не вспоминали» Фрейд видел в этом доказательство истинности воспоминаний: зачем пациентам отрицать то, что они сами придумали? Другими словами, чем сильнее сопротивление, тем более прочно эти воспоминания заперты в бессознательном. «Позже позиция Фрейда немного изменилась. К 1900 году он уже говорил пациентам, что „самые ранние детские воспоминания“ „невозможно получить в первозданном виде“. В 1918 году он стал говорить еще более уклончиво. „Эти детские сцены во время лечения не воспроизводятся в виде воспоминаний. Это продукты реконструкции“.»

Эта идея в более широком смысле стала основным оружием психоаналитиков, которое они использовали в качестве уничтожающего аргумента в споре с «неверующими»: ваши нападки на доктрину свидетельствуют об эмоциональном сопротивлении, и вам самим нужно подвергнуться психоанализу, после которого вы поймете, как вы заблуждались.