Зигги Стардаст и я - [29]
– Приятно видеть тебя таким, – говорит он.
– Каким?
– Не знаю. В школе ты такой… тихий.
– Ой! Ты, можно подумать, не такой себе – «здравствуйте-э, меня-а зовут Уэ-эб, и я живу на Острове Одинокой Парты, где никто-о не может поговорить со мной, и я са-ам не желаю ни с кем разговаривать».
Серьезно, откуда эта штука с британским акцентом?
– Ты странный.
– Не такой, как все, имеешь в виду?
– Да, чувак… не такой, как все.
– Это лучшее, что во мне есть, – ляпаю вдруг ни с того ни с сего. Кто этот парень? Мне нравится этот парень. Такое ощущение, будто я наполняюсь пузырьками газа. Словно только что высосал три бутылки Поднимающей Настроение Газировки.
– Именно, Джонатан. Именно…
Мои руки по-прежнему парят в воздухе.
– Но не такой странный, как ты, – отвечаю.
– Ты считаешь меня странным?
– Ну, не то чтобы странным… Таинственным.
– Таинственным, да ну, серьезно?
– Ага.
– А тебе нравится таинственное?
Я только улыбаюсь.
– И вообще. Я – совсем другой, – говорит Уэб.
– Почему это?
– Потому, чувак, что я не вписываюсь.
– И что ж, думаешь, я вписываюсь?
– Ну, да. Прежде всего, ты белый…
– Угу. А как насчет Старлы и, не знаю, всех остальных чернокожих ребят в школе? Цвет кожи ничего не значит.
– Он значит все. – Это слово вылетает из его рта; я роняю руки. – Ты не можешь знать, каково это… – шепчет он.
– Извини… я не хотел…
Пластинка заканчивается. Игла со щелчком возвращается в стартовое положение. Проигрыватель выключается. Мы лежим в молчании.
– И, если ты посоветуешь мне управлять негативом, я защекочу тебя до смерти.
И я тут же советую. Просто чтобы проверить серьезность его намерений.
Оказывается, он серьезно.
– УЭБ! Прекрати! О боже мой! Перестань!!!
– Я тебя предупреждал! – Он садится верхом на мой живот. Сквозь меня проносится искра.
– О-О! ПРЕКРАТИ! Серьезно, перестань! Я дышать не могу.
– Ой! Правда? – Парень со звезд смотрит на меня. Вокруг него мигают рождественские гирлянды. Черные волосы струятся, точно штормовое море.
– В смысле, нет. Не так, как тогда. В смысле… надо музыку поставить. – Я вскакиваю, торопливо перебираю пластинки, точно кто-то нажал перемотку на моем встроенном плеере. Пытаюсь найти идеально подходящую к этому моменту песню. – Уф. Да где же она?
– Кто?
– Роберта.
– Кто такая Роберта?
– Роберта Флэк. – Он только пожимает плечами. – Ты что, не знаешь Роберту Долбаную Флэк?! – Мотает головой. – Да она же Верховная Богиня Соула всей Вселенной, Мать Всего Сущего! Ее голос течет медом и облепляет тебя поцелуями, и ты просто валяешься в ее липкой сладости до конца жизни, навеки приклеенный к ее сердцебиению, потому что, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, эта девушка увезет тебя на ракете к твоим мечтам и никогда не вернет обратно.
Он смотрит на меня во все глаза.
– Ничего себе!
– Да. «Ничего себе» – это как раз в точку, – говорю я, снова роясь в альбомах.
– Значит, как я понимаю, она тебе нравится?
– Что?..
Да где же ее альбом? Слышу, как Уэб смеется за моей спиной, я тоже начинаю посмеиваться, и вскоре к нам дружно присоединяются альбомные обложки. Диана Росс вполне могла бы подойти к этому моменту, да и Кэрол Кинг неплоха. Ой, ой, Арета Франклин? Нет, но да, но нет…
О! «The look of love» Дасти Спрингфилд. Годится. Ставлю пластинку и снова плюхаюсь на солнечное кресло-мешок. О да, отлично подходит. Закрываю глаза. Я знаю, Уэб смотрит на меня, потому что чувствую его дыхание, пахнущее вишневыми леденцами.
– Наша дружба не зависит от таких вещей, как пространство и время, – наконец говорит он.
– Что?
– Цитата, которую мистер Дулик дал из книжки про чайку. Для доклада, помнишь?
– А. Точно. Совсем забыл.
– Если дружба зависит от таких вещей, как пространство и время, – повторяет он, – значит, мы сами разрушим наше братство в тот миг, когда сумеем преодолеть пространство и время! Но стоит преодолеть пространство, и единственное, что остается, – это Здесь. Стоит преодолеть время, и единственное, что остается, – это Сейчас.
Я смотрю на него.
– Это та цитата, что он нам дал? Ты уже знаешь ее наизусть?
– Глубокая мысль, чувак. Прекрасная.
Он убирает волосы за уши, и лицо растягивает широкая улыбка. Уэб похож на мультяшного персонажа. Я начинаю хихикать.
– Что такое? – спрашивает он.
– Не знаю. Наверное, следовало бы поработать над докладом…
– Ага… наверное.
– Трудно сосредоточиться… – говорю.
– Да уж…
– Твои глаза такие… не знаю… они что-то странное со мной делают…
– Правда? Твои тоже делают со мной что-то странное, Джонатан.
– Я понимаю. Обезьяны постоянно над ними потешаются…
– Я не это имел в виду.
– Боже! Я только что вспомнил… – Я сажусь.
– Что?
– Обезьяны. И Скотти. Он болеет. Мы не видели его с того вечера на озере, и… О боже, мы же будем выступать в один день с ними, они подумают, что мы с тобой геи или еще что, и… – обрываю себя. Проклятье. Это я тоже сказал вслух. Изучаю его лицо, дожидаясь реакции: нервного тика, гримасы, чего угодно.
Ничего. Он просто смотрит в ответ.
– Почему? – наконец спрашивает.
– Потому что… не знаю…
Снова улыбка с ямочками.
– Кому какое дело, что они там думают?
Закрываю глаза. Дасти Спрингфилд мурлычет звуковым фоном, и я только сейчас замечаю, как горят мои запястья и бедра. Аж вопят. О боже!
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Уолши переехали в Сиэттл с другого конца страны, чтобы начать все заново. Очаровательная семья с пятью детьми тут же подружилась со всеми соседями в округе. Никто и подумать не мог, что они уехали из родного города… из-за травли всей семьи. В этот раз у них все сложится. Они будут обычными и милыми. Осторожными. Они будут держаться столько, сколько получится. Или пока один из них не спросит себя: «Готов ли я дальше притворяться ради вас?» И с этого момента все изменится навсегда…
Вот уже несколько дней один папа и одна мама задают бесконечный вопрос: что же случилось с их сыном на самом деле? Им известна официальная версия, которую они рассказывают всем, озвучивают родственникам, друзьям, журналистам… версия, в которой они сами сомневаются, но заставляют себя в нее поверить. Они пока не решаются ни о чем его спрашивать, не знают, как подойти к этой теме. Возможно, они не готовы услышать ответы. Поэтому они прислушались к советам и передали все в руки психолога, чтобы тот смог добраться до истины.
Книга – бестселлер. Семь уроков, семь мудрых советов, которые позволили главному герою поверить в то, что нет ничего невозможного, и один проводник в прекрасное будущее. Живешь ли ты так, словно твоя жизнь бесконечна? Или осознаешь, что каждый день уже не вернуть? Эта книга для тех, кто имеет смелость и стремление достичь чего-то большего в жизни, осуществить свою настоящую большую мечту. Трогательная история Ёске и Харуки подарит знание – у тебя есть все, чтобы стать кем угодно. У нас только одна гарантия в этой жизни, что все мы умрем, остальное – в наших руках.