Зигфрид - [51]

Это моя последняя запись. Уличные бои идут уже на Вильгельм-штрассе, в любой час в бункер могут ворваться русские. Мой муж продиктовал все пункты своего завещания, напоследок он должен еще пережить известие о смерти Муссолини, расстрелянного партизанами и вместе с его любовницей Кларой подвешенного вверх ногами на бензоколонке. «Принял смерть точь-в-точь как апостол Петр», — прокомментировал Геббельс с циничным юмором, которым он столь знаменит. Этого никак не должно случиться с нами, и мой муж уже распорядился принести бензин, чтобы наши трупы после смерти сразу подожгли.

По коридору с криками бегают дети Магды, но никто не делает им замечаний, потому что и их судьба уже известна. Я не могу не думать о Зигги, но гоню от себя мысль о том, что я обязана своим счастьем его смерти.

Полчаса назад мой муж приказал Торнову отравить Блонди. Он хотел апробировать капсулы с цианистым калием, полученные от Гиммлера и предназначенные для меня. Собака сдохла в ту же минуту; без тени эмоций он молча взглянул на свою любимицу и отвернулся. Десять минут назад Торнов неожиданно появился в моей комнате, держа подмышкой свою Шлумпи, — увидев меня, та принялась вилять хвостом. Со слезами на глазах он рассказал, что по приказу моего мужа он отнес труп Блонди в сад и расстрелял пятерых ее щенков, включая маленького Вольфи, когда они тыкались в живот своей мертвой матери. До той самой минуты, пока он не указал молча в сторону Штази и Негуса, лежавших на кровати, прижавшись друг к другу, я не понимала, зачем он пришел.

— Это неправда! — крикнула я. — Пусть лучше их заберут русские!

Оцепенев от ужаса, я смотрела на его таксу, эту шоколадную крошку с коричневым носом.

Он заплакал и, не говоря ни слова, удалился вместе с тремя собаками. К счастью, выстрелов я не услышала. Когда он вернется, я попрошу его сжечь мою рукопись в саду. Он единственный, кому я здесь доверяю.

Я больше так не могу и ничего уже не понимаю. Я люблю своего мужа, но что на него нашло? Убить девять собак! Зачем? Вскоре он вежливо постучится в мою дверь и пригласит меня на наше брачное ложе, объятое огнем.

19

Вернувшись в номер, Мария как изваяние замерла на пороге. Она сразу поняла, что произошло нечто непоправимое. Гертер лежал все в той же позе, в которой она его оставила, с закрытыми глазами, и в то же время до неузнаваемости изменился, словно человека заменили восковой фигурой из паноптикума в Амстердаме.

— Руди! — закричала она.

Оставив дверь открытой, она бросилась к постели и принялась трясти его за плечи. Он не реагировал, и она стала слушать его дыхание. Тишина. Дрожащими пальцами она ослабила его галстук, попыталась расстегнуть пуговицы, затем рывком распахнула на нем рубашку и приникла ухом к груди. Полная тишина. Как умела, она начала делать ему искусственное дыхание изо рта в рот и массаж сердца, но безрезультатно. Растерянная, с бьющимся сердцем, она выпрямилась и снова посмотрела в его лицо, принявшее нереальное выражение.

— Не верю! — закричала она.

Она схватила телефонную трубку и позвонила в администрацию:

— Немедленно пришлите доктора! Немедленно!

Горько заплакав, она обняла безвольное тело, не желающее иметь с ней больше ничего общего, яростно сопротивляясь мысли о том, что, он, возможно, мертв.

Врач, человек небольшого роста с черными вьющимися волосами, появился в номере уже через пару минут. Ни слова не говоря, он сел на край кровати, сконцентрировав все свое внимание на неподвижном теле. Он взял левую руку Гертера, чтобы прощупать пульс. На пол упал какой-то блестящий предмет. Он поднял его и, повертев со всех сторон, передал Марии. Она с удивлением смотрела на этот странной формы кусочек металла, возможно свинца, — раньше она никогда его не видела. Что за таинственная вещица? Откуда она взялась? Почему он держал ее в руке?

На лице доктора, тем временем прослушивавшего грудь Гертера стетоскопом, не отражалось ничего, что давало бы хоть малейший проблеск надежды. Он осторожно раздвинул ему веки и посветил фонариком в зрачок. Потом посмотрел на Марию со вздохом и сказал:

— Мне очень жаль, госпожа, но он скончался.

— Но как же так вдруг? — Она задала свой вопрос таким тоном, словно надеялась, что ответ каким-то образом может все поправить. — Ведь всего полчаса назад он был еще жив!

Доктор поднялся с места:

— Внезапная остановка сердца. Такое в этом возрасте случается. Возможно, он переволновался.

— И лег немного вздремнуть!

Доктор развел руками, произнес несколько сочувственных фраз и попрощался. Тем временем в номер поднялся директор «Захера». Потрясенный до глубины души, он взял руку Марии обеими руками в поисках нужных слов:

— Госпожа… такой великий талант… это утрата для всего мира… — только-то и сумел он сказать. — Мы всем готовы вам помочь.

Мария кивнула:

— Мне хотелось бы немного побыть с ним вдвоем.

— Конечно, конечно, — засуетился директор и, тихо притворив за собой дверь, покинул номер.

Мария почувствовала, что только теперь начинает осознавать то непоправимое, что только что произошло. Как быть теперь ей самой — об этом она еще успеет подумать, а сейчас немедленно звонить Ольге. Бедный Марникс! Как ему сказать?