ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004) - [61]
Еще вчера показывали женщину-у-которой-всегда-менструация.
Вот она идет по пляжу и на ней специальная Прокладка Для Бикини. Вот настала осень, и женщина идет во всем чорном и на ней поэтому Чорная Прокладка. А там и зима уже стучит в ворота и нужно думать о том, что надо покупать теплые Стеганые Прокладки.
И женщина не сказать чтобы уродливая — вполне так себе симпатичная, могла бы мужа иметь и детей, а вот такая ей выпала судьба.
Всё больше и больше на свете навсегда забытых нами людей.
Помните Кашпировского? А Чумака? А ведь Чумак был очень Пиздатый — он молчал и от этого заряжались банки с водой. Сейчас кто умеет так молчать?
А Горбачёва зачем забыли? Кто сейчас помнит Горбачёва кроме седенького пародиста в пыльном зале с полсотней состарившихся вместе с ним зрителей?
А ведь он же не умер, он ворочается в своей одинокой вдовьей квартирке на четвертом этаже. Встает, шаркает тапочками — идет на кухню. Долго бессмысленно смотрит внутрь холодильника, достает бутылку коньяка арарат, которого на самом деле давно уже нет в природе, и наливает в пыльную рюмочку. Потом зажигает настольную лампу и шелестит никому уже не интересными секретными документами про членов политбюро Зайкова, Русакова, Пельше и Подгорного. И желтеют в шкафу белые рубашки, накупленные Раисой Максимовной впрок на все пятьдесят лет счастливого генсечества. Белые рубашки — они же как жемчуг, их носить надо на живом теле. А куда носить?
И вообще, зачем всё это было? Стоял бы сейчас на мавзолее в каракулевой папахе и говорил бы речи одновременно по всем четырем каналам телевидения, и ничего бы не было: ни девятнадцатого августа, ни одиннадцатого сентября, ни подлодки Курск, ни Шамиля Басаева, ни писателя Сорокина — ничего. А вместо них узбекские хлопкоробы и казахские овцеводы и грузинские чаеводы — все-все пели бы и плясали в кремлевском дворце съездов.
И снова вздыхает Михал Сергеевич, и гасит свет и прячет бледные свои стариковские ноги под холодное, никем не нагретое одеяло.
Да нет, Михал Сергеич, всё хорошо. И все вас любят. И больше всех вас любят наши женщины. За прокладки любят, за тампаксы и за памперсы. Они просто уже забыли как подтыкаются ватой и как стирают пелёнки. Они не помнят как скачет по ванной стиральная машина Эврика-полуавтомат, как пахнут духи рижская сирень и мужчина, употребивший одеколон саша наружно и вовнутрь. Они вообще никогда ничего не помнят.
Зато они стали с тех пор все очень Прекрасные. Они теперь пахнут так, что просто охуеть и одеты во что-то такое, чего никогда раньше не бывало. У них что-то всё время звенит из сумочек, и даже в метро на каждом эскалаторе мимо обязательно проедет штук десять таких, что непонятно зачем они сюда попали, а поверху и вовсе ездят в автомобилях с непрозрачными стёклами женщины такой невиданной красоты, что их вообще нельзя показывать человечеству, потому что если человечество их один раз увидит, то сразу затоскует навеки — будет человечество сидеть на обочине дороги, плакать и дрочить, как известный художник Бреннер, плакать и дрочить.
Так что всё не зря, и нихуя ваш Маркс не понимал для чего всё на этом свете происходит. А мы понимаем.
Спокойной ночи.
Петербуржская милиция наконец спохватилась и решила посадить меня в кутузку.
Ангел мой хранитель требовал конечно чтобы я поймал тачку, но меня задавила жаба менять тысячу рублей, тем более что метро было еще вполне открытое. А там значит уже стоит милиция, день кончается а у нее еще вся ночь впереди и хочется ей тоже выпить напитков. А тут я иду очень целеустремленно прямо в сторону эскалатора, и если меня не остановить, то точно остановит какой-нибудь негодяй, потому что такого человека не остановить нельзя.
Но в этот раз милиция сильно просчиталась потому что с прошлого раза когда она меня останавливала я уже научился без церемоний сразу доставать корки члена союза писателей и литфонда и трясти у нее под носом — да вы вообще понимаете, КОГО останавливаете? Что пишете? — спросила интеллигентная петербуржская милиция, ощупывая меня со всех сторон. «Прозу — сказал я, — очень короткую прозу. В основном про милицию». «А зачем так напились, Дмитрий Анатольевич?» — поинтересовалась милиция, запирая меня в обезьянник. «Для сбора жизненного материала» сказал я, закинул ногу на ногу, достал мобилу и стал вспоминать где у нее кнопки. «Э! Э! Куда?» — заволновалась милиция и стала отпирать обезьянник. «Куда-куда, — сказал я грубо, — В союз писателей. В литфонд».
Склонилась милиция кружком над столом, пошепталась и меня выпустила. Я ей на прощание пообещал написать в следующем своем произведении про нее что-нибудь лестное.
Все-таки хорошо быть писателем. Журналиста бы наверняка отпиздили.
И нихуя не отобрали даже — ни тысячу рублей из штанов, ни сто баксов от издательства амфора, ни мобилу, да вообще ничего.
В общем хорошо-то как.
Особенно хорошо, что книжки моей у меня с собой не было, а то хуй бы отпустили, сволочи.
Недавно нарисовал морскую карту для человека по фамилии Санников.
В этой книге – лучшие и давно разошедшиеся на цитаты гротесковые рассказы Горчева: «Настоящее Айкидо», «Высшая Справедливость», «Мировое господство», «Путь Джидая», «Поселок Переделкино» и другие. Здесь по-прежнему тонет волшебный материк Гондвана, академики Зельдович и Шнеерзон изобретают Православную Бомбу, в Летнем Саду скачет животное Кухельклопф, баржа везет воду из Ладожского озера в Финский залив, всё так же работает фантомное радио, а в Крещенский сезон всегда идет дождь…
«План спасения» — это сборник рассказов, объединенных в несколько циклов — совсем сказочных и почти реалистичных, смешных и печальных, рассказов о людях и вымышленных существах, Пушкине и писателе Сорокине, Буратино и Билле Гейтсе...
Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу.
Смешные «спиртосодержащие» истории от профессионалов, любителей и жертв третьей русской беды. В сборник вошли рассказы Владимира Лорченкова, Юрия Мамлеева, Владимира Гуги, Андрея Мигачева, Глеба Сташкова, Натальи Рубановой, Ильи Веткина, Александра Егорова, Юлии Крешихиной, Александра Кудрявцева, Павла Рудича, Василия Трескова, Сергея Рябухина, Максима Малявина, Михаила Савинова, Андрея Бычкова и Дмитрия Горчева.
Во втором издании своей первой книги автор поднимает многие Серьезные Вопросы: «Почему?», «По какой причине?», «И какой же отсюда следует вывод?». Неудивительно, что порой автор вообще перестает понимать, о чем же он, собственно, говорит.
Сборник «Поиск Предназначения» является по сути «невольной автобиографией» Дмитрия Горчева (1963–2010), составленной из фрагментов его творчества «от первого лица».В книгу вошли лучшие главы из романа «Жизнь без Карло», а также ранее не издававшиеся материалы из блога и архива писателя.В настоящем издании сохранены авторская орфография и пунктуация.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.