Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси - [18]

— Я чувствую, как чье-то сердце сильно бьется.

Именно в этот момент взгляд Ландрекура упал на фотографию Жюльетты, напечатанную на первой странице лежащей перед его глазами газеты. «Несчастный случай или похищение? Бегство или самоубийство? Исчезновение молодой девушки в поезде. Полиция ведет расследование». По мере того, как он читал эти слова, объятия его слабели и его щека удалялась от щеки Рози. Удивленная, она обернулась и, подавшись к нему, сказала:

— Я не слышу больше вашего сердца, не чувствую ваших рук. Что случилось?

Он рассеянно поцеловал ее и не найдя, что ответить, посмотрел на огонь:

— Огонь почти не горит.

— О! Такой пустяк вас расстроил? — полувопросительно произнесла она и, подняв газету, упавшую на пол, быстро смяла ее, бросила в камин и даже еще подтолкнула кончиком ноги поглубже в пламя.

Все это произошло так стремительно, что Ландрекур не успел ее остановить. Правда, он попытался жестом удержать ее.

— О! Газета, — воскликнул он, — нет, нет, не сжигайте ее, ведь вы ее еще не прочитали.

Но газета уже пылала вовсю.

— В конце лета, — заявила Рози, — газеты обычно такие же пустые, как столицы. Никаких интересных новостей.

Очень сильное, но недолгое пламя осветило их обращенные к очагу лица, после чего огонь опять вернулся в свое полутлеющее состояние, грустно посвистывая и выделяя тонкую струйку дыма.

— Этот огонь смеется над нами, мне от него холодно, — помолчав, сказала Рози, — пойдемте отсюда, здесь слишком грустно, покажите мне лучше дом.

Гостиная дома «Под ивами» сообщалась с одной стороны со столовой, а с другой, как нам уже известно, через дверь справа от камина — с библиотекой. Сначала они осмотрели именно библиотеку, которую г-жа Фасибе нашла слишком сумрачной:

— Такое впечатление, что эти лампы вообще не горят. — Затем, когда они вернулись в гостиную, из которой только что вышли, она добавила: — Точно так же сумрачно, как здесь. Уверяю вас, там совершенно ничего не видно. — И они продолжили осмотр.

— Да, да, может быть, — повторял Ландрекур при каждом замечании Рози, когда же из ее уст не вылетало никаких замечаний, то он говорил:

— Все тут очень старое, я понимаю, но я всегда помнил дом таким, какой он есть сейчас, и ничего не менял.

На что она отвечала:

— Это видно.

— Поскольку вы хозяйка дома, нужно, чтобы вы осмотрели все свои владения, — сказал он и с этими словами открыл перед ней дверь кухни.

Никогда еще она не видела столь великолепно оснащенной кухни.

— Сколько тут вкусных вещей! О! Вишневая наливка, я с удовольствием ее попробую, она согреет меня гораздо лучше, чем этот ваш гадкий огонь.

Он был счастлив услышать от нее ясно выраженное желание.

— Вот поднос и бокалы, несите в гостиную все, что может доставить вам удовольствие. Я же, любовь моя, занесу ваши чемоданы, приготовлю вам постель и присоединюсь к вам через пять минут.

Ландрекур удалился быстрым шагом, схватил в вестибюле два чемодана Рози и несессер, отнес их в большую комнату, расположенную справа, на втором этаже, рядом с лестничной площадкой, затем побежал в комнату, где Жюльетта провела ночь, собрал в охапку, как попало, одеяла и одну из простыней, и все это, пока он шел, путалось в его ногах, подставляло ему подножки и замедляло его шаг. Наконец он добрался до чердака, где его ждала Жюльетта.

— Вот, возьмите, — прошептал он, — я сейчас приду.

Ландрекур вернулся в ту же комнату и, чтобы ничто больше не помешало ему идти быстрым шагом, водрузил себе на голову подушку, неся на вытянутых руках вторую простыню, которая теперь, ниспадая впереди него белым покрывалом, полностью лишала его обзора. Между тем Рози, закончив на первом этаже свои приготовления, подумала, что хорошо было бы подняться к Андре и помочь ему. Но только она успела поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как увидела чрезвычайно высокую белую фигуру, надвигающуюся на нее из темноты коридора. Она испустила громкий крик и побежала обратно, крича и призывая: «Андре, Андре!» Ландрекур не вполне понял, что произошло. Он выпустил из рук подушку и простыню, устремился за ней и увидел ее у входа в гостиную. Она стояла, закрыв лицо руками и бормотала:

— Ах! Это ужасно, ах! Боже мой, как я испугалась! Боже мой, как это ужасно!

Он обнял ее, довел до дивана и сел рядом с ней.

— Моя дорогая, любовь моя, что с вами?

— Я хотела подняться по лестнице и пойти помочь вам, Андре, но там наверху я увидела — ах! Это ужасно!

— Моя дорогая, любовь моя, скажите мне, что вы там увидели.

— Я увидела в коридоре белую фигуру, ах! Это ужасно. Я уверяю вас, белую фигуру, которая двигалась прямо на меня, просто ужас!

— В коридоре? Белую фигуру? Но моя дорогая, любовь моя, это же белые шторы на окне, которое я только что открыл, чтобы проветрить, это были просто белые шторы, которые надувает ветер.

— Правда? Вы так думаете? — промолвила она, желая, чтобы ее успокоили.

Он ответил ей, что совершенно в этом уверен:

— В коридоре темно и, поскольку вы не знаете дома, для вас неожиданно было увидеть это окно с его белыми шторами. Как это ни странно, но белый цвет ночью производит более сильное впечатление и в большей степени способен вселить страх, чем какой-либо другой цвет. Даже парус на море…