Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе - [37]

И мне вдруг страстно, жадно захотелось умереть, это было сильнейшее желание, похожее на желание плоти, — и все, чего я так боялась — темноты, холода, мертвечины, — вдруг все это стало совсем не так, а стало — дождем, счастьем, юностью и стало освобождением от муки и боли, предательства и нелюбви; ТАМ — жизнь, ТАМ — счастье, а здесь — смерть и подлость, грязь и бесстыдство; все перевернулось. Я встала, искушение было велико, надо было только найти дверь — туда и способ — как попасть в мир счастья и света, туда, где меня любят и ждут...

Он зазвонил так, как никогда не звонил. Он звонил, как колокол, телефон. Я взяла трубку. В трубке дышали и не решались сказать, все дышали, будто дышит море, если к уху поднести морскую раковину, и прижать ее, и слушать.

Я узнала его по дыханию: мой милый, мой бедный, мой... Как ты Там? Я предала тебя, и нет мне прощенья... Я говорила, а он молчал, не прерывал, только дышал:

Я любовью больна ибо любовь как смерть сильна ревность как ад тяжка жаром жжет божье пламя она мой милый прекрасен отличен от тысяч лиц его чистое золото кудри его пальмовые гроздья черные как ворон очи его как голуби купаются в молоке губы его красные лилии капающие медом янтарным руки его золотые жезлы живот его слоновая кость ноги его мраморные столбы поставленные в золотые опоры нёбо его сладость и весь он отрада...

Он слушал и слушал, дышал и дышал. Прижав морские раковины к ушам, мы слушали друг друга, и никто не подслушивал, нет, он один меня слышал, мы одни были на этом и том свете.

Марина ВИШНЕВЕЦКАЯ [14]

КРОТ И ЯЙЦО

Крот, как и все кроты на свете, был от рождения слеп. А потому он носил темные очки и, хотя брел буреломом без всякого разбора, все же постукивал перед собой палочкой.

Пересекая тропинку, Крот задел лежавшее на ней яйцо. Оно завертелось, и из него раздался возмущенный вопль:

— Нельзя ли поосторожней?!

— Миллион извинений, — Крот прилежно шаркнул лапкой и остановился. Ему очень хотелось поддержать беседу. — Кхе-кхе, как тесен мир.

В яйце поерзали и согласились:

— Действительно, мир очень тесен.

— Да-да, — Крот старался понравиться собеседнику и даже поправил челочку над очками. — Скажите, а как, по-вашему, выглядит этот мир?

— Обыкновенно. — В яйце, которое перестало наконец вертеться, удивились такому наивному вопросу. — Мир — это яйцо.

— Да-да, мне говорили. Но правда ли, что он вертится? Не могу поверить!

— И все-таки он вертится! — уверенно отозвались из яйца и честно добавили: — Иногда. Вот только что, например, вертелся. А теперь перестал.

— Как это неожиданно! Как интересно! — тонко польстил собеседнику Крот и не без трепета перешел к самому главному вопросу: — Но неужели... неужели этот мир ярок и прекрасен?

— Ну, это врут! — авторитетно заявили из яйца.

— Я так и думал!

— Скажу больше: в нем очень темно и неудобно.

Это замечание повергло Крота в истинный восторг:

— А ведь я им говорил! Я им всегда говорил! — Расчувствовавшись, Крот заходил взад-вперед. — Да-да! Именно! Темно и неудобно! И главное неудобство оттого, что все время испытываешь голод!

— Это точно. Все время! — согласились в яйце, и снова там поерзали.

Яйцо с легким треском рассекла трещина. Этот звук встревожил Крота. Он бросился к яйцу, поспешно обнюхал его и в доли секунды отправил в рот.

— М-да, — изрек Крот после паузы и облизнулся. — Но знаете, этот мир не так печален, когда наконец отыщешь в нем родственную душу, которая, как и ты, смотрит не поверх вещей, а в самый корень.

Из большого разлапистого корня Крот выковырнул жучка, но тот с гневным жужжанием умчался прочь. Облизав конец своей палочки, Крот со вздохом произнес:

— Ну-с, мне, к сожалению, пора. Был очень рад нашему знакомству.

Ответа не последовало.

— Мой друг, где вы?! — Крот сделал несколько осторожных шагов, прислушиваясь к тишине. — Как все-таки печален этот мир. Найти друга — и сразу потерять!

Он сокрушенно вздохнул и окунулся в поле янтарных одуванчиков.

СЛОН И ПЕНОЧКА

Синицы, сойки, дятлы — все считали, что Пеночка летает в Африку зимовать. Но все обстояло совсем не так: Пеночка летала в Африку к своему единственному другу — Слону. Дятлы, сойки, синицы — все понимали, что в сентябре начинаются заморозки и кончаются насекомые. Но дело было совсем не в этом: с самого начала сентября единственный друг Слон снился Пеночке каждую ночь. И почему-то всегда больным, несчастным, всеми брошенным.

Пеночка теряла сон, покой, металась с ветки на ветку и наконец понимала: надо лететь! к нему! в Африку!

Когда там, внизу, среди желто-зеленой саванны замелькали стада антилоп, жирафов, зебр, ужасные предчувствия стали почти нестерпимыми. Пеночка всхлипнула и в тот же миг увидела своего единственного друга. Слон стоял под баобабом и не спеша жевал сочную листву.

— Ах! — только и могла выдохнуть Пеночка, без сил опускаясь на ветку.

— Это ты? — просиял Слон. — Ты!!!

Пеночка молчала.

— Ты, наверно, устала с дороги? Ты даже немного осунулась.

— Зато ты, я вижу, благополучен и здоров.

— Да, я здоров, — согласился Слон.

— Совершенно здоров? — уточнила Пеночка.

— Ну да. Совершенно.

— Надо было пролететь тысячи километров! Сквозь ветра, бури, чтобы твой единственный друг разговаривал с тобой в таком тоне!