Жуткая память великого Мерридью - [6]

Мы достигли дома Дапри далеко за полдень, когда солнце переместилось к западу. Несчастного конюха, очевидно, вернули в конюшню, так как нам отворил дворецкий.

— Чем могу служить, джентльмены?

— Где мистер Дапри? — спросил Холмс, отбросив всякую любезность.

— Проводит беседу с перспективным соискателем на место помощника дворецкого, сэр. — Дворецкий надменно фыркнул. — Я уверен, что по итогам разговора место будет занято.

— Почему все принимают меня за слугу? — прорычал Холмс. — Ну-ка, вы! Живо говорите — этот соискатель явился с прекрасными рекомендациями, идеально подходит и готов приступить немедленно?

Слуга изрядно опешил под таким напором.

— Им-менно так, — пробормотал он, запинаясь. — Дворецкий Томлинсона отозвался о нем превосходно…

— Немедленно проводите меня к Дапри, — перебил его Холмс, протискиваясь в дверь.

Дворецкий, воплощенный конфуз, лишь согнулся в поклоне и поспешил исполнять. Мы с Лестрейдом устремились за ним по пятам, совершенно не понимая намерений Холмса.

Мы нашли Дапри в его приемной, где тот проводил собеседование с мужчиной средних лет. Когда мы бесцеремонно вторглись, соискатель как раз говорил, и я уловил в его речи отчетливый акцент — канадский или, быть может, американский.

— Что это значит? — вскипел Дапри.

Прежде чем дворецкий ответил, кандидат повернулся на стуле и, увидев Холмса, явно узнал его.

Секундой позже и Холмс просиял, щелкнув пальцами:

— Мерридью!

Я вспомнил, что так звали менталиста, которого Холмс видел в Америке.

— Театр «Ипподром», Балтимор, пятое января восемьсот восьмидесятого, — отозвался тот необычно певучим голосом. Затем процитировал, и фраза прозвучала как одно слово: — «Кто ты, без права в этот час ночной принявший вид, каким блистал, бывало, похороненный Дании монарх? Я небом заклинаю, отвечай мне!»[2]

— Я уже давно не выступаю, — сказал Холмс вполне дружески. — Боюсь, Мерридью, что вы ввязались в скверную историю.

Американец потупил взор в некотором смущении.

— «Горацио, ты изо всех людей, каких я знаю, самый настоящий».

— Что это значит, Холмс? — возопил Лестрейд, выступая вперед. — О чем, черт возьми, он говорит?

— Воспоминания, инспектор, — ответствовал Холмс. — Этот человек торгует воспоминаниями.

— Послушайте, — Дапри прихлопнул ладонью по столу, — я требую объяснений.

Холмс сцепил руки за спиной:

— Терпение, мистер Дапри, скоро вы все поймете. — Он повернулся к американцу. — В одиночку вам такого не провернуть, Мерридью. Замыслом предусмотрена черная работа, но она не для вас. Итак, кто это был?

Удивительно, но Мерридью не стал отпираться. Он спокойно и терпеливо открыл, что прибыл в Англию несколько месяцев назад в надежде выступить в качестве менталиста на английских подмостках, но познакомился на корабле с человеком, лаконично назвавшимся Стюартом. Когда Мерридью продемонстрировал свою способность запоминать решительно все, Стюарта осенило, и он придумал план. Выяснилось, что Стюарт недавно напал на приличные деньги, ибо выведал некую конфиденциальную информацию о финансах своего работодателя. Присвоенная сумма была недостаточно велика, чтобы его состоятельный патрон заметил пропажу, но Стюарту пригодилась. И теперь он возжелал большего. Однако вор не мог взять слишком много без риска быть уличенным, а потому нуждался в аналогичных деликатных сведениях о других богачах.

Стюарт наметил цели, проследив за сделками своего хозяина и выявив партнеров, которые вкладывали средства таким же образом, как тот. Определившись с жертвой, Стюарт намеревался устранить кого-то из слуг. Затем, по освобождении места, в игру предстояло вступить Мерридью: Стюарт снабдит его безупречным резюме и блестящими рекомендациями. Затем Мерридью будет просто ждать случая, чтобы мельком взглянуть на финансовые документы хозяина. Ему понадобится секунда, а дальше он все в точности вспомнит.

— И что же этот Стюарт — кличка, конечно? — осведомился Холмс. — Где вы с ним встречались?

Мерридью назвал адрес в Ист-Энде и сообщил, что должен был приходить к Стюарту по выполнении каждого очередного задания.

Холмс повернулся к нам с Лестрейдом и улыбнулся:

— Джентльмены? Никто не хочет прокатиться в Ист-Энд?

Мы покинули дом Дапри, наняли кеб и поехали на восток: Холмс и Мерридью с одной стороны экипажа, мы с Лестрейдом — напротив. В Мерридью было нечто странное, почти детское. Он, казалось, жил в собственном мире. Наш пленник правдиво отвечал на любой прямо заданный вопрос, если только не имел заранее заготовленного ответа. Очевидно, именно так Стюарту удалось использовать таланты Мерридью к своей выгоде. Стюарт натаскивал его, обучая действовать и говорить в манере прислуги, — чтобы лишь улучить момент и взглянуть на листок бумаги вроде того, который нам показывал Дапри. С глазами, способными при беглом взгляде прочесть страницу текста, Мерридью ничего не стоило запомнить строчку слов и цифр. Располагая этими сведениями, Стюарт приобретал беспрепятственный доступ к швейцарскому счету жертвы.

Пока мы ехали, оставляя позади заходящее солнце, Холмс изображал психиатра и расспрашивал Мерридью о человеке, за которым мы охотились. Я не мог не питать жалости к этому придурковатому всезнайке, выступившему в афере чуть не полным профаном. Но когда он описал своего подельника, я вспомнил, что от рук Стюарта приняли страшную смерть четыре человека, и с точки зрения справедливости часть вины ложилась на Мерридью. Возможно, на нем не было крови, и он клялся, что никогда не видел людей, которых замещал, ни живыми ни мертвыми, но все же был причастен к их гибели.