Журналюга - [36]

Но это не вызвало слома характера: сын терпел и даже более того — иногда создавалось впечатление, что он специально злит отца, провоцируя его на еще большие побои.

Механизм такого поведения ребенка хорошо изучен и описан в научной литературе.

Многократные случаи хулиганства БНЕ в школе и на улице, которые (как отмечается в воспоминаниях) он даже не пытался скрыть, свидетельствуют о том, что побои отца могли стать для него своего рода необходимостью. Если отец был садистом (не в бытовом, а в научном понимании термина), это не могло не развить у сына садомазохистских наклонностей.

В будущем эта аномалия в психике БНЕ проявилась в полной мере и вылилась в самобеспощадность. Когда БНЕ проигрывает, он начинает ненавидеть себя, чувствовать себя неполноценным, недостойным ничьей любви, недостойным жить вообще.

(Возможно, здесь кроется объяснение его странного падения с моста в 1987 году.)

БНЕ — настоящий изверг по отношению к самому себе…»

«О БНЕ — главным образом из-за его внешности и манер — сложилось мнение как о человеке грубого ума. Это заблуждение, за которое полную цену заплатили все его политические противники, начиная с Горбачева. На самом же деле БНЕ весьма умен — природным, остро реалистическим умом. У него отсутствуют всякие иллюзии, он не заблуждается ни на свой счет, ни на счет других людей. Он подлинный мыслитель в том смысле, как это определяет Ницше: „Он умеет воспринимать вещи проще, чем они есть“. Его реалистический ум способен вычленить суть проблемы из-под всех наслоений, уводящих людей с более изощренным мышлением от правильной оценки ситуации. Поэтому БНЕ нет равных в стратегии политической борьбы…»

«Бывший помощник БНЕ Г. Сатаров пишет: „Он на самом деле не очень решительный человек. Это более всего заметно в спокойных ситуациях, которые он часто запускает до таких тяжелых форм, когда нельзя отступать, когда нельзя быть нерешительным“.

Характеристика БНЕ как человека нерешительного выглядит, на первый взгляд, некорректной. Но она подтверждается анализом практической деятельности БНЕ — методом, к которому он часто прибегает при решении трудных проблем. И чем проблема трудней, тем очевидней эта методика.

Дж. Леопарди заметил: „Нерешительные люди бывают особенно упорны в выполнении своих намерений“. Это в полной мере относится к объекту исследования. БНЕ словно бы нарочно пренебрегает возможностью снять остроту проблемы в ранней стадии, доводит ситуацию до высшей точки напряжения и начинает действовать, когда его команда (пользуясь волейбольной терминологией, любимой в юности игры БНЕ) проигрывает со счетом 0:14.

БНЕ нужен кризис. Кризис для него — самый мощный и, как порой кажется, единственный стимулятор. Только в ситуации острого кризиса жизнь для БНЕ обретает смысл и словно бы откуда-то извне, а на самом деле из глубинных резервов психики, извлекаются колоссальная энергия и воля…»

Острейший кризис для Ельцина был перед выборами 1996 года. Не менее острым кризис был и сейчас. Победа на президентских выборах Примакова, не говоря о Зюганове, означала бесславный конец правления Ельцина. Его вываляют в грязи с головы до пят. А он был не из тех, кто мирится с поражением.

Никто, конечно, не мог предсказать, по какому сценарию будут развиваться события, но в ту ночь, перечитывая старую статью, Лозовский понял, что Броверман прав: они не знают, на кого замахнулись.

Отсюда родилось и решение.

В любом деле, связанном с финансами, генеральный директор — ключевая фигура независимо от того, является он совладельцем компании или наемным менеджером. Лозовский не обольщался заверениями Савика в дружбе и преданности. Был только один надежный способ держать Бровермана в руках: вернуть себе блокирующий пакет «Курьера».

Для Лозовского это были очень большие деньги — почти сто пятьдесят тысяч долларов. И существовало мало шансов, что их хоть когда-нибудь удастся отбить. Но Лозовский колебался не очень долго. Утром он поехал в банк и выкупил свои акции «Российского курьера», предложив в обеспечение кредита четыре процента акций «Из рук в руки», реальная стоимость которых превышала сумму кредита. В банке удивились, но договор охотно переоформили. Из банка Лозовский приехал в редакцию. Там уже обо всем знали. В загоне отдела расследований собрались ведущие журналисты «Курьера». Настроение у всех было вполне похоронное, но почему-то особенно удрученным выглядел Тюрин.

И, увидев его добродушное лицо, лицо большого обиженного ребенка, Лозовский вдруг обрадовался тому, что пересилил сомнения, и ощутил прилив веселой злости, которая всегда помогала ему идти до конца.

— Что будем делать, шеф? — задала Регина Смирнова волнующий всех вопрос.

Лозовский сонно оглядел обращенные к нему хмурые лица и ответил даже будто бы удивленно:

— А что мы будем делать? Работать.

— Как? — требовательно спросила Регина.

— Так, как работали всегда. «Курьер» делаем мы. Он будет таким, каким его будем делать мы.

Давая согласие занять должность главного редактора, Попов был готов к открытому столкновению со старой командой, вместо этого сразу увяз в позиционной борьбе. Кардинально обновить редакцию он не смог, потому что заявления об уходе не подал никто. Попытка привлечь нештатников, готовых за хорошие бабки делать любую заказуху, натолкнулась на сопротивление Бровермана, которому Лозовский запретил отдавать на сторону баксы из рептильного фонда. Получив за статью триста рублей вместо обещанных Поповым трехсот долларов, нештатники, грязно матерясь, исчезали.