Журналистика и разведка - [28]
Его вызывали к следователю ежедневно к девяти утра и держали до трех. После краткого перерыва допрос возобновлялся и заканчивался поздно ночью. Совсем как у нас после войны в лагере военнопленных в Сучане. Материалы по делу якобы не сохранились. Часть документов вроде сгорела во время американской бомбардировки в результате пожара в Министерстве юстиции. Другую часть сожгли сами японцы сразу же после подписания акта о капитуляции. Наконец, все оставшиеся материалы следствия и судебного процесса конфисковал начальник разведотдела штаба американских войск генерал Уиллоуби сразу после оккупации и переправил их в США. Для изучения опыта советской разведки в Японии под эгидой Пентагона в Вашингтоне создали специальную группу в составе высших офицеров и гражданских специалистов. Члены группы выехали в Токио и работали там полгода. По возвращении они представили в военное министерство секретный доклад объемом в две тысячи страниц. Позднее небольшие выдержки из доклада появились в американской прессе как «Меморандум министерства национальной обороны для печати».
Приведу пару выдержек из этого документа. В частности потому, что у нас в течение многих лет существовал расхожий, апробированный ЦК КПСС штамп о необъективности американских властей в освещении всего, что имело отношение к достижениям Советской России в любых областях. Вот первая выдержка. «Мощная организация советских разведчиков была раскрыта в Японии как раз перед нападением на Пирл-Харбор. Вероятно, никогда в истории не существовало столь смелой и столь успешной организации. В течение восьми напряженных лет дерзкая и искусная группа разведчиков работала в Японии на свою духовную родину — Советскую Россию. Несмотря на энергичную деятельность и громадные успехи, она находилась вне всяких подозрений. Организация была раскрыта не по своей оплошности, а из-за простой случайности».
А вторая выдержка — оценка генералом Макартуром самого Зорге. О ней стоит упомянуть. Генерал был ярым антикоммунистом. Об этой черте его бесспорно незаурядной личности в Советском Союзе написаны сотни статей, сказаны тысячи и тысячи слов. Но никто не упомянул о другом качестве выдающегося американского военачальника — способности объективно оценивать своих противников. «Рихард Зорге, — отмечал генерал, — обладал всеми качествами великого человека: силой духа, даром остроумно оценивать события, смелостью, соединенной с осторожностью, и непоколебимой решимостью. Он мог бы стать отличным полководцем или необыкновенным дипломатом».
Что же, генерал был прав, особенно когда назвал Рихарда Зорге потенциальным «необыкновенным дипломатом». Советский разведчик не только сумел передавать в Центр самую ценную информацию о военных, промышленных возможностях Японии в тридцатые годы. Он употребил все свое искусство талантливого дипломата, чтобы подтолкнуть японское руководство к военной агрессии не на севере, против СССР, а на юге, против Соединенных Штатов Америки. Это, в частности, дало возможность Сталину снять часть военных соединений с дальневосточных границ и направить их под Москву, над которой нависла угроза захвата немецкими вооруженными силами. В этом и есть, как мне кажется, одна из самых главных заслуг группы Зорге.
Но вернусь к соратникам Рихарда и сентябрьскому вечеру 1964 года. Я не верю в то, что все японские документы о деятельности его группы утеряны для нас безвозвратно. На чем основана такая уверенность? Инструкция Москвы, полученная вскоре после опубликования моей статьи в «Известиях», обязывала посольство разыскать любые японские материалы по этому делу. Маховик, которому дал первый толчок сам Хрущев, раскручивался на полную мощность. Посол привлек к работе меня. Помощь нам оказал тот же Иосио Сига. При его содействии удалось достать четыре объемистых фолианта — полный стенографический отчет о допросах Зорге в тюрьме Сугамо, изданный на японском языке. В мои руки попала также толстая тетрадь с рукописными записями допросов. Я передал все четыре тома в посольство. Точно знаю — их тут же переслали в Москву ближайшей диппочтой. Кому? Адресат остается неизвестным. Толстая тетрадь все еще хранится в моем архиве. Теперь она вряд ли сможет пригодиться за давностью лет. Рихард стал давно перевернутой страницей в истории советской разведки.
Документы свидетельствовали: Зорге не винил в провале группы ее членов. Он давал самую высокую оценку своим соратникам: журналисту Одзаки, впоследствии повешенному вместе с ним, художнику Мияги и целому ряду других. В свою очередь те, с кем он работал, рассказали, что Рихард был исключительно чистым человеком, к нему тянулись все, кто понимал абсурдность шовинистического угара и преступный характер планов правительства. Зорге сплачивал вокруг себя тех реалистически мыслящих людей, кого ему удавалось найти. Они находили других.
В тот сентябрьский вечер 1964 года мне удалось познакомиться с еще одним человеком по фамилии Хосака, работавшим на советского разведчика, а затем сидевшего в тюрьме Сугамо в соседней с ним камере-одиночке. Несмотря на соседство, Хосака встретился с Зорге в тюрьме всего один раз. Случайная встреча произошла в парикмахерской, куда заключенных приводили стричься четырежды в год. Вне камеры на головы узников надевали специальные сетки, закрывавшие лицо. Заключенные не знали, кто находится в тюрьме. В парикмахерской сетки приходилось снимать. Когда Хосака посмотрел на соседа, то невольно вздрогнул. Рядом в кресле сидел Зорге. Он улыбнулся и сказал несколько ободряющих слов.
В книге документальных очерков рассказывается о сложной работе советских чекистов по пресечению подрывной деятельности ЦРУ, других западных спецслужб их агентуры в СССР. Авторы разоблачают преступные акции иностранных шпионов и диверсантов, выступающих в нашей стране под различными масками, раскрывают провокации в отношении советских людей, находящихся за рубежом.Книга построена на новых, малоизвестных широкому читателю конкретных фактах и материалах.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.