Журнал «Двести» - [2]

Фэндом не умер, потому что смеялся. Смеялся над собой, читая "Страж-Птицу". Радостно хохотал, перечитывая "Понедельник начинается в субботу". Издевательски ржал над идиотизмом переводчиков-дилетантов.

Он выжил. Дурные времена позади. Ушло в прошлое кошмарное ощущение своего бессилия. Впервые я испытал его, когда мне не удалось оттиражировать тридцать второй "Оверсан-информ"… Жуткое чувство. Стена. Бетон. Безнадега…

"I'm breaking the wall"… Каждый раз, когда я смотрю "Стену", я вспоминаю тот ноябрь девяносто первого. Сначала я вспоминал его с ужасом. Потом ужас потускнел, съежился и издох. Прошло почти три года. Всего. Совсем немного, в общем-то… Но все изменилось.

Вы чувствуете, как все изменилось?.. Или для этого нужно два года просидеть в Севастополе, отрезанным от всего, что ты любишь — от людей, книг, перемен, — от всего! — и лишь после этого, перебравшись в грохочущий жизнью Питер, почувствовать руками то самое, настоящее СВОЕ дело?..

А начав, так трудно остановиться… Поэтому я не боюсь, что наш с Андреем новый журнал погибнет от облома. Когда-нибудь, конечно, он исчерпает себя. Но тогда непременно появится что-то новое…

Что? Поживем — увидим…

Андрей НИКОЛАЕВ

В марте 1988 года вышел первый номер фэнзина "Измерение Ф", который издавали в Санкт-Петербурге (тогда еще Ленинграде) Андрей Николаев и Леонид Резник. Тогда же вышел первый номер "Оверсана", издаваемый в Севастополе Андреем Чертковым и Сергеем Бережным. В начале девяностого года Леонид Резник эмигрировал в Израиль, а Чертков переселился в Питер. Николаев стал издавать "Сизиф", Бережной — "Фэнзор". В декабре 1990 года Сергей Бережной гостил в Питере и как подарок Черткову Николаев и Бережной за ночь сделали "Оберхам" (никогда не забудем ту ночь, когда мы безудержно смеялись, не давая людям спать). "Оберхам" предназначался для одного Черткова, но был размножен по просьбе нашего давнего друга Сидоровича и разослан по городам и весям. Имел успех. Вышло три-четыре номера и… И наступили новые времена. Умер "Сизиф". Умер "Фэнзор". Бережной пытался выжить в самостийной Украине, Николаев все внимание уделил "Интерпресскону". И вот весной 1994 года Бережной вслед за Чертковым перебирается в Питер. И — "Сидоркон-94". Как следствие — рождается журнал. Над названием голову не ломали. Но! То, что мы хотели бы делать (и то, что сделали в том номере) не укладывается в достаточно тесные рамки "Оберхама". И вот новый журнал наследник по прямой всех вышеназванных (вдобавок "Интеркомъ" — родной дядя!).

И напоследок. Знали бы Вы, господа, как трудно, как невероятно сложно в нашей стране, просто невыносимо — не издавать журнал. Как отвратительно вздыхать над каждым попадающим в руки прекрасным материалом и откладывать его "до лучших времен". Это поистине тяжело. И как счастливы мы теперь, вновь обретая голос. Все технические трудности (если вдруг они возникнут) померкнут перед счастьем доставить Вам, господа, несколько приятных минут.

Памяти Виталия Ивановича Бугрова (14 мая 1935 — 24 июля 1994)

Сергей Бережной Я написал эту песню давно

Я написал эту песню давно. Она написалась сама собой, как обычно пишутся только лучшие песни. Она написалась так, потому что я точно знал, для кого я ее пишу:

Настройтесь на свердловскую волну

И стрекот всех кузнечиков эфира

Пропустит вдруг: "Я жду тебя, мой милый…"

И ты поймешь, что медлить ни к чему,

Что где-то далеко, в горе из малахита

Ждет именно тебя среди высоких круч

Хозяйка той горы колдунья Аэлита

И только у тебя к ее богатствам ключ…

На моей второй "Аэлите" мне так и не удалось спеть ее в его присутствии. Не получилось. Что ж, подумал я, успею.

Прошло пять лет. Мы встречались на Ефремовских Чтениях и "Интерпрессконе" в Питере, на других съездах и конференциях — и под рукой всегда не оказывалось гитары, или мешало еще что-то, или… Ладно, думал я, ладно, успею!

…Закон пути немыслимо суров:

Мы делим расстояние на скорость,

Высчитываем время, словно корысть,

Молитвами торопим бег часов.

Там где-то замок есть из теплого гранита,

И обвился кольцом вокруг стены дракон…

А в замке том грустит принцесса Аэлита

Ей страшно без тебя в огромном замке том…

На этом "Интерпрессконе" я как-то в разговоре упомянул об этой песне. Должен приехать Виталий Иванович, сказал я. У меня давно припасен для него подарочек. Если он приедет, я на концерте специально для него спою…

…Посадка. Самолет на полосе.

К перрону подкатил свердловский поезд.

Ямщик заткнул двугривенный за пояс

И звездолет в Кольцово мягко сел.

И вот — в конце пути — последняя молитва:

Прими нас и спаси от будничного сна,

Прекрасная, как жизнь, богиня Аэлита,

Распахнутая в мир свердловская весна!

Он так и не приехал…

Андрей Балабуха ХОТЬ ЧТО-ТО ИЗ ТОГО, ЧТО НЕ УСПЕЛ СКАЗАТЬ…

Говорят, если, дожив до сорока, просыпаешься однажды и обнаруживаешь, что у тебя ничего не болит, — значит, ты уже на том свете. Не знаю, может, поборникам модного ныне здорового образа жизни и удается отдалить этот рубеж. Но даже если так, не могу представить себе, чтобы кому-то удалось избавиться от боли памяти. В разном возрасте всякий из нас начинает вести собственный мартиролог — и чем позже, тем лучше! — но все мы рано или поздно приходим к тому, что вес его на душе начинаешь ощущать постоянно, как некую неотъемлемую часть самого себя. Как четки, перебираешь имена.