Журбины - [53]

Ему было тоскливо и зябко, и он пожалел, что пришел на завод, — лучше бы Катю встречал на мосту. Как он не подумал об этом раньше? Теперь поздно. Вон уже тетка Наталья в широком комбинезоне взбирается по железным лесенкам на кран — что медведь. Вон хлопнула дверца машины — вышел главный конструктор Корней Павлович. А там, под липами, и отец с Александром Александровичем шагают, останавливаются, тычут друг другу в грудь пальцами.

— Алеха! Здоро́во! — По трапу подымался Володька Петухов. — Ты что тут один кукуешь? Стариковской бессонницей страдать стал? А я минуток пятьсот сорок отхватил. Никак не могу проснуться, понимаешь. Будильник не обеспечивает. Хочу приспособить ходики. Чтобы гиря опускалась на кнопку электрического звонка. Будет звону, а?

Володьке можно было только завидовать, такой он нес в себе заряд бодрости, здоровья, энергии. Вместе с ним Алексей проходил бригадное ученичество, вместе с ним пришел на стапеля, вместе они осваивали клепальное дело. Но вначале Володька отставал от Алексея, а теперь стал нажимать; теперь иной раз и Алексей отстает от Володьки, который тоже реконструировал свой молоток и перестроил бригаду.

— Договорчик-то оформим? — Володька подмигнул, вытащил из кармана яблоко и, ловко разломив его, подал половину Алексею.

— Не хочу, — отстранил яблоко Алексей. — Незрелое…

— Страдаешь? — Володька снова подмигнул. — В женатики, говорят, собрался.

— Кто говорит?

— Да все.

Зашипел, захрипел, медленно вступая в силу, гудок, и, когда он забасил в полный голос, Алексей и Володька разошлись по своим местам. Алексей работал ровно, как всегда, но не было в его движениях той свободы, которая поразила однажды Зину, не было органической слитности рук и молотка. Алексей почти не думал о том, что он делает, все заслоняла Катя, и к обеду бригада едва выполнила четырехчасовую норму.

Алексей побежал в чертежную. Катя сидела в опустевшей комнате у окна и рассеянно отщипывала кусочки от бутербродов, разложенных на газете.

— Катюша!

Она вздрогнула.

— Напугал! Разве так можно?

— Катюша, почему ты не пришла?

Катя принялась завертывать бутерброды и, не глядя на Алексея, ответила:

— Заболела Нина Бабочкина, моя школьная подруга. Она теперь на другом конце города, на Северном шоссе живет. Родители на курорт уехали. Одна лежит. Прислала записку, я и поехала.

— А твоя мамаша сказала: ты в театре.

— В каком театре?

— В обыкновенном, да еще и со мной.

— А… это я ей так сказала, чтобы не беспокоилась.

Наконец-то разъяснился этот проклятый вопрос с театром.

— Значит, сегодня встретимся, обо всем поговорим?

— Нет, Алеша. — Катя продолжала возиться со свертком. — И сегодня придется к Нине съездить. У нее ангина, все горло распухло. Температура тридцать девять.

— Вместе поедем.

— Что ты, что ты, Алеша! Еще заразишься. Лучше мы встретимся завтра. Сразу после работы. Хочешь?

— Ладно, — согласился Алексей. — Только разговор у нас будет очень важный.

— Хорошо. — Катя потупилась.

Алексей выскочил на улицу и сразу столкнулся с Горбуновым.

— Зайди к заместителю директора по хозчасти, — сказал Горбунов, — получишь ордер.

— Комнату дали?

— Дали.

— Ну спасибо, Петрович! — Алексей схватил руку Горбунова, сжал ее изо всех сил. — Вовек не забуду.

— То-то. — Горбунов свирепо поглядел на него. — Не болтай другой раз лишнего. Сам, мол, с усам. Усы еще вырастить надо. А въезжать в квартиру, между прочим, побыстрей въезжай. Не тяни. Желающих много.

После обеда молоток Алексея сыпал бешеную дробь. Горновщицы и подручный едва поспевали за бригадиром. Все переменилось. И в сон Алексея уже не клонило, и то разбирательство на завкоме не казалось обидным; правильно, в общем, проработали: неважные показатели давала бригада последнее время. Алексей даже принялся напевать, сам не слыша своего голоса: «В холодных чужих океанах…» Подожди же, Володька, подожди! Ты еще запросишь пощады. Бросишь спать по пятьсот сорок минуток.

2

Алексей въехал в новую квартиру. Именно в квартиру. Ему дали не комнату, а две маленькие уютные комнатки, с отдельным ходом, с ванной, кухней, какими-то кладовушками и шкафами, вделанными в стены.

— Директор распорядился, — объяснил Василий Матвеевич. — Задирист, мол, говорит, все это верно. Но отличный работник. Отличному работнику не то что квартиру — дворец не жалко. Вот до каких небес тебя подымают! Ценил бы!

В переезде Алексея принимала участие вся женская половина семьи Журбиных, кроме Тони. Тоня грустила и в этих делах участвовать не хотела: Алеша уходил, и уже ничем тут не поможешь. Зато Агафья Карповна развила кипучую деятельность. Ореховый шкаф, ковровая оттоманка, один из столов, плюшевое кресло, несколько венских старинных стульев и множество других вещей стали вдруг, по ее мнению, совершенно лишними в доме, их надо было немедленно грузить на машину и везти в новое Алексеево жилище. Она заставила Алексея сходить к коменданту, взять ключи, вместе с ним осмотрела квартиру, все ее закоулки. Квартира Агафье Карповне очень понравилась: и светлая, и сухая. «Что ж, Алешенька, — говорила она, когда в распахнутые ворота палисадника въехал задом заводской грузовик и шофер с грохотом откинул тяжелый борт, — не за тридевять земель будешь жить, рядышком. Захотелось к родным, мостик перешел — и тут». Ей казалось, что она утешает Алексея, на самом же деле утешала себя. В суматохе, в хлопотах Агафья Карповна забывала о том часе, когда впервые Алексей не вернется ночевать домой, когда подойдет она к его продавленному дивану в столовой, сядет и, не стесняясь деда Матвея, заплачет — тихо и оттого особенно горько.